Орден для поводыря

К отчету подошел… творчески. Во главу угла поставил мои потребности, а не историческую правду, хоть Герман и вопил о какой-то «лжи». Наивный, я бы даже сказал – дремучий человек. Где я соврал? То, как я факты местами переставил, в мое время называлось субъективным подходом к реальности. Написал: «Как мне стало известно, родовой старшина Турмек, имея намерение вывести свое племя из подданства Государя нашего Императора, породнился с комендантом китайского караула, тайджи Гуцином. Оттого выстроенная штабс-капитаном А. Г. Принтцем паромная переправа через реку Катунь, изрядно сократив время отряда в пути, приобрела политическое значение. Лишь благодаря его инженерному таланту экспедиция успела прибыть в Чуйскую волость до момента отхождения упомянутого родового старшины».

Что неправильно? О желании Турмека перейти под руку императора Поднебесной я уже после смерти этого самого разбойного зайсана узнал? А разница есть? Причинно-следственная связь не нарушена? Нет. Значит, я правильно все преподал? Ты еще учитывай, Герочка, жирный плюсик в личном деле Андрея Густавовича. И то, какое отношение появится у Дюгамеля к списку представлений к наградам. Помешает господину штабс-капитану Святой Георгий четвертой степени? Ничуть! И я искренне считаю – он этот весьма почитаемый в войсках орден полностью заслужил. Хотя бы тем, что успел бастионы отстроить и атаку туземцев выдержать. Потому и оборону форта в ярких красках описывал, и о героизме моих казаков и солдат распинался.

Цам – еврей, но разве он не достоин солдатского Георгия? Я считаю, что и Сашенька Геберт, у которого кожа с ладоней чуть не до костей слезла, когда он раскаленные выстрелами пушки голыми руками ворочал, висюльку какую-нибудь должен получить. И унтер-офицер Казнаков, что, зная о неисправных, по мушку забитых пулями ружьях балбесов-стрелков, как ни в чем не бывало продолжал командовать стрельбой – тоже должен. И Корнилов с Безсоновым – просто обязаны. Хотя бы Аннинские медальки.

А под победные реляции, глядишь, и моя идея с созданием на ручье Бураты нейтральной торговой зоны более лояльно станет восприниматься. Неужто царю жалко станет десятка верст бесполезной дикой пустоши на дальнем краю необъятной империи ради благосостояния и торговых преимуществ его подданных? Зато выигрыш каков! Китайские купцы смогли бы, не получая в консульстве паспортов, приезжать на ярмарку и торговать с нашими, бийскими. Бумажно-визовой волокиты – ноль. А таможни сопредельных государств получат возможность пошлины собирать и за вывоз товаров, и за ввоз. При объеме товарооборота полмиллиона рублей за сезон сумма немаленькая может получиться.

И капельку дегтя для наших китайских товарищей – границу в верховьях Чулышмана нужно спрямлять. От горы Суйлегеш к озеру Джувлукуль напрямую, без всяких странных изгибов. Написал генерал-лейтенанту, что долина, которую мы китайцам отдать готовы, весьма для заставы пригодна и доступ к ней с нашей российской стороны куда как удобнее, чем из Монголии, через горные перевалы. О крупных залежах серебра писать не стал. Рано еще. Не пришло время тому металлу на свет появляться.

Тщательно и подробно расписал пленение Цинджабана Дондугона. И причины, по которым нарушителя границы по-хорошему отпустили. В конце концов, задания от наместника Западной Сибири на развязывание маленькой победоносной войны с Китаем у меня не было. А продемонстрировать военную мощь Российской империи – было. Вот я командиру пикета Юстыд и предъявил: «Вышеупомянутый тайджин долгое время провел, осматривая земляные укрепления Чуйской крепости, и особенно пушки». А что? Истинная правда! Не знаю, сколько времени пленный провалялся у колеса лафета, пока я его не нашел, а Безсонов не опохмелил. Думаю, для Цинджабана, в его-то состоянии, это было сравнимо с вечностью.

Упомянул о том, что отправил Принтца с купеческой делегацией к амбаню Кобдо. Так слова подобрал, чтобы казалось, будто бы это и моя инициатива, и искреннее желание штабс-капитана. Пусть попробуют потом наезжать, если что. Всегда можно отговориться необходимостью глубинной разведки.

Ответственность за принятые решения с себя не снимал, но и особенно не выпячивал. Что тоже вызвало бурю протестов со стороны моего неразлучного товарища и брата Германа Густавовича Лерхе. Вот тут он как раз легко готов был несколько исказить истину. Кричал мне в ухо, что раз самый распоследний еврей, по моему мнению, должен вознаграждение получить, то отчего же идейный вдохновитель, организатор и командир экспедиции не может на скромную Святую Анну надеяться? Есть при дворе индивидуумы, шептал, что за вовремя придержанное для самодержца стремя орден получали.