Орден-I

И он расслабился. Оказался не готов к нападению. Даже гулкие шаги в тяжёлых армейских ботинках ничего не всколыхнули в его обдолбанном и сонном сознании. Люди в масках вломились в его уютный притон и положили конец затянувшемуся отпуску. Целью был только он. Руки вывернули так, что ещё немного, и они бы выскочили из суставов. Связали, напялили мешок на голову, бросили в машину и долго везли куда-то. Не били и не разговаривали. Да и не надо было – под дозой он и слова-то не смог вставить, не то что мешать им.

Пришёл в себя уже голым, под бесконечным ледяным душем. Те, кто это делал, были профессионалами. Никакой жестокости, всё точно рассчитано и под полным их контролем. Два удара дубинкой по икре, тычок в живот, и вот он натягивает больничную сорочку. Строгий взгляд – и он не сопротивляется, пока врачи фиксируют его на койке и подключают капельницу. Сил огрызаться не было.

Ломать начало через сутки. И до этого были попытки завязать, но проходить через такое… это было сильнее его. Лучше никогда не слезать. Героин захватывает тебя раз и навсегда, достаточно лишь одного свидания.

Тебя рвёт, выкручивает в разные стороны болью и спазмами, ты кричишь и мечешься, будто тебя режут наживую. Всё путается и смешивается в один повторяющийся день. Более сильные личности ломались, пытаясь пройти через это. Превращались в жалкие подобия самих себя. Или же в них открывались настолько отвратительные стороны, что даже самые близкие и родные люди переставали их узнавать. Обезумевшие от болей, ослепшие и оглохнувшие в нескончаемой агонии, готовые на любые, самые бесчеловечные и жалкие решения. Лишь бы прекратить это, хотя бы на секунду.

 Чудом он не опустился до такого. Не умолял, не просил пощады, не плакал. Самая маленькая в мире капелька достоинства всё ещё оставалась в нём, и он цеплялся за неё из последних сил.

Много… много повторяющихся дней кошмара. Однотонности, погружения и барахтанья в грязи, невыносимости, редких, но ещё более невыносимых проблесков.

И вдруг – пробуждение. Всё тело ломит, липкий пот и пелена на глазах. Не хватает сил, чтоб сесть. Путь до туалета – всё равно что марш-бросок на вершину Эвереста без ног. Но эти ощущения, болезненные и неприятные, стали глотком свежего воздуха. Впервые за долгое время его голова оказалась на поверхности…

Окон в палате не было. Никакая это не больница. Его запирали, связывали, когда было нужно, и всё в сопровождении охраны. Никто не отвечал на вопросы.

После отходняка и пары-тройки выверенных ударов, у него в расписании появились пробежки и лечебная физкультура в небольшом зале. А ещё спустя неделю начались медицинские тесты. Рентген, УЗИ, МРТ, другие странные аппараты, дыхание в трубки, осмотры, анализы крови и психологические тесты. Значительно больше, чем в армии. Приводили в форму и обследовали. Для чего? Будут допрашивать? В чём его обвиняют?

И вот уже два дня – тишина.  Шесть лет в армии… Сколько раз его могли убить или взять в плен? Кто бы мог подумать, что это случится на родной земле…

Лиам Иезекииль Гадот. Младший сержант морской пехоты. Личный номер: четырнадцать-двенадцать-двадцать семь. Родился шестого августа девяносто второго. Вот что он им скажет.

Резкий щелчок механизма двери заставил вздрогнуть. В глаза ударил яркий и мерцающий свет галогеновой лампы. На пороге камеры застыли двое. Уже знакомая женщина-врач, неприятная, холодная и отстранённая сука, для которой Лиам был лишь куском мяса. И какой-то совершенно новый персонаж.

Спорят о чём-то. Не слышно сути, но докторша пытается отговорить своего собеседника и «настоятельно не рекомендует», но тот лишь отмахивается от неё и входит. Поток свежего и неспёртого воздуха бодрит, зрачки расширяются, сердце стучит быстрее. Размытое пятно на стене приходит в движение. Мохнатый попутчик пользуется моментом, расправляет крылья и обретает свободу.

Сохранять спокойствие. На пороге гость замедлил шаг, застыл и впился взглядом в Лиама. Жуткий. Тёмно-зелёная форма и чин полковника.  Словно паук, он прошёл внутрь и занял место напротив. Папка с шумом упала на стол, разделявший их. Дверь закрылась, и пространство комнаты сжалось ещё больше. Началось.

– Лиам. Верно? – тон гостя не был угрожающим или холодным, в нём скорее не было эмоций.

Лиам молчал. Он точно знал, что будет дальше. Его могут ошибочно подозревать в военных преступлениях или предательстве. Дело далёкое от гражданской судебной системы. Никто не будет его защищать, общественность никогда не узнает о том, что с ним сделали. Он ответит на множество однотипных вопросов, ответы вряд ли окажутся правильными, и за него возьмутся в полную силу. Пытка лишением сна. Лёгкое и не приносящее особого вреда избиение. Потом его зафиксируют, наденут на голову полотенце и начнут лить сверху воду. Снова избиение и снова пытка утоплением. Снова череда одних и тех же вопросов. И так далее, по кругу, пока он не сломается и не скажет то, что они хотят от него услышать.