Орден костяного человечка

— А ты теперь спрашивай, спрашивай… Теперь тебе уже все можно знать.

— Одним из кого я теперь буду? Это что, тайное общество?

— Тайное общество родственников, вот что. Когда-то, очень давно, еще на Южном Урале, был такой род, тохар. Род, члены которого умели лечить, умели прорицать, служили богам, плавили металл, помнили мифы и сказания лучше других… Это понятно?

— Жреческий род.

— И жреческий, и, как мы бы сказали — специалистов. Или интеллигенции, если вам так больше нравится. У этого рода был обычай — носить вот этот… известный вам, Володя, амулет. Это понятно?

— Понятно. И что род разросся, его членов куда только ни заносило — тоже понятно.

— Если понятно — считайте, что вы уже все знаете.

— Не-ет… Я не понимаю, откуда известно, кто восходит к этому роду, а кто нет… Кто это помнит?

— Мы сами и помним, Володя. Мы вам запишем имена всех ваших предков, хоть до времен Аркаима. Хотите?

— Конечно, хочу… Вот вы, например, мне в каком колене родственники?

— С Козьмой Ивановичем у вас общий предок был веке в пятнадцатом, — веско определил Доможаков, — а со мной и Костей общий предок у вас жил тысячи четыре лет назад. Тогда один брат пошел на восток, на Енисей, а другой — в Причерноморье. Их отец и был наш общий предок.

— И что, всем сразу вручают человечка?!

— Нет, не всем. Членами рода мы признаем только тех, кто поддерживает славу тохаров. Или становится образованным человеком, делает что-то полезное, что требует квалификации. Или…

— Договаривайте — умеет колдовать.

— Я бы не стал так говорить. Скажем — это должен быть человек, который хоть немного шаман.

— Или по-нашему — который знающий, — впервые вмешался Козьма Иванович, — ведун, одним словом. Брат мой был ведун — тот, которого кости нашли…

Старик неумело перекрестился.

— То есть я чего-то достиг, и меня приняли в общество? Так?

— Примерно так… Только вот ведь какая штука — ни ваш дед, ни ваш брат — они не принимались в род тохар. Мало достигнуть чего-то, нужно еще понять, куда принимают…

— Дед бы понял! — вскинулся Володя за деда.

— А ему это все было надо? Ну то-то…

— Ага… А мои приключения с костюмом? А труп в раскопе? А рука мумии в камеральной? Это что?

— Сопротивление… Это же понятно, Владимир Кириллович, — нам вовсе не нужно лишней информации. И вам не нужно, верно ведь? Вот мы и постарались, когда Епифанов взял след, чтобы он прошел по следу поменьше. Мы — это не мы с вами, Владимир Кириллович, это покойные члены рода тохар.

Володя покивал головой — об активности покойных тохаров он уже составил впечатление.

— Все понятно… Кроме страха Людмилы перед ночью. И кроме мертвой девушки в раскопе. Это что, тоже устрашение?

Какое-то время собеседники молчали, уставившись в скатерть.

— Нет, конечно же, не устрашение… Тут вот какое дело: самые страшные существа — это члены рода тохар… Но те, кто не хочет вступить в род и подчиняться правилам и законам жизни рода. Таких созданий иногда используют покойные члены рода… Эти существа отлично подходят, чтобы кого-то пугать, или для грязной работы.

— Например, шею свернуть?

— Да, например! Но с девушкой в Камызе другой случай… Эти твари… Нехорошо так о родственниках, но по-другому и не скажешь… Они часто выходят из подчинения, и тогда неприятны: например, сильно гадят живым.

— Но и тогда они полезны — например, напугают экспедицию…

— Зря вы так, Владимир Кириллович, зря… С вами ведь тоже были проблемы: никто ведь не знал, к какой категории относитесь вы лично, Владимир Кириллович, и потому проверка затянулась. Все просто.

Володя выхлебал еще полстакана.

Он испытывал неприятное глухое чувство униженности. И вместе с тем — приятное ощущение сданного неизвестно кому экзамена. И гордость за удивительный народ, который пять тысяч лет назад начал свой таинственный путь, расселение по всей Азии и Европе. За народ, который заложил основы всей современной цивилизации, и к которому он принадлежал. За эту принадлежность он тоже испытывал гордость. Была привычная мысль — он продолжал некий интеллектуальный процесс; процесс научного познания мира. То, что началось еще во времена шумерийских жрецов, продолжалось в садах Академа и в Мусейоне, в университетах средневековой Европы, теперь продолжалось Володей и такими же, как он. Теперь он оказался продолжением еще одного процесса. Из невыразимой глубины времен шла цепочка людей, и он, Володя, был одним из этой цепочки, не прерывавшейся ни одного поколения.

Эта мысль породила еще один вопрос, всерьез озаботивший Володю:

— Послушайте… А мои сыновья? Они смогут стать тохарами?

И услышал то, что ожидал:

— Разве тохары расисты? Все будет зависеть от них.

ГЛАВА 39 Опять восточный берег озера

15 июля 1993 года