Орден костяного человечка

— Вам сколько ложек? А лимончика? — раздавалось в этом кабинете. И только через несколько минут, в конце чайной эпопеи — задумчивое. — Так это о чем же мы? Ага! Ага: о том, что партия и правительство помогли вам убрать трех ненужных вам людей из своего окружения, верно? Мы не в претензии! Не подумайте! — Хозяин кабинета даже замахал обеими руками на Кислотрупова, хотя ему и голову не пришло бы высказать что-то такое… — Все трое оказались врагами народа, и мы можем только благодарить вас, Василий Сергеевич, с прекрасной помощью нам… Но я не закончил важной мысли: что следует из того, что вы ни разу не ошиблись в оценке вражеских качеств этих людей?

Кислотрупов пожал плечами, замычал, мотая головой. Хозяин кабинета помолчал.

— Следует из этого то, — тихо начал говорить он вдруг; тихо, страшно и значительно, — следует то, что, вдохновляясь единственно правильной идеологией, ошибаться нельзя. А раз так — все ваши сомнения, дражайший Василий Сергеевич, — они от того, что вы некрепки в марксизме-ленинизме-сталинизме.

Кислотрупов подавился чаем, вытаращил глаза, стал махать руками на собеседника, издав мученический стон.

— Не спорьте! — тихо крикнул собеседник, обратив к Кислотрупову останавливающую ладонь, хотя оцепеневший Кислотрупов и не подумал возражать. — Вы сомневаетесь в том, что ваша экспедиция даст необходимый результат… А я так не сомневаюсь в этом! — взревел вдруг собеседник Кислотрупова. — Не сомневаюсь потому, что знаю, какие чудеса творит правильная идеология.

Вот хотя бы Толстов — наш, советский, правильный ученый, сразу нашел в Узбекистане крепость Топрак-Калу. А тем самым и подтвердил существование рабовладельческого строя в Средней Азии! Что рабовладельческий строй везде и всегда был одинаковым! И мы благодарны Толстову.

Вот Окладников — тоже наш человек, устремленный в коммунизм, знающий правильную методологию… И тоже нашел в Средней Азии скелет неандертальца. Буржуазные ученые придумывали, будто не везде были неандертальцы, а Окладников нашел его в Тешик-Таш, в Узбекистане, и тем доказал, что неандертальцы были везде! — торжествующе поднял палец к потолку хозяин кабинета.

— Так что вот лично у меня никаких сомнений нет в том, что ваша экспедиция завершится успешно… Очень успешно, Василий Сергеевич! Иначе и не может быть при правильной методологии и при такой заботе партии и правительства о вашей экспедиции и лично о вас. Ваши сомнения… я не говорю, что это — неуспех экспедиции… я говорю: ваши сомнения — это уже сомнения в правильности марксистской идеологии…

Хозяин склонил голов к плечу. Какое-то время молчали оба — и владелец кабинета, и Кислотрупов с пересохшим горлом.

— Не говоря ни о чем другом, милейший Василий Сергеевич… Не говоря ни о чем другом, ведь партия и правительство чем руководствовались? — Минута молчания, и тихо, очень внушительно — Да тем, что вы, Василий Сергеевич, и есть человек, проникнутый величием марксизма. Если экспедиция не даст того, что мы ожидаем, получится — партия и правительство ошиблись. А такое может быть, Василий Сергеевич? Или не может?

Кислотрупов издал протестующий звук, опять махнул рукой на хозяина кабинета.

— Правильно, Василий Сергеевич, быть этого никак не может! И если что-то будет не так — получится, что кто-то обманул партию и правительство. Какой-то враг народа ввел ответственных лиц в заблуждение и только притворился истинным сыном партии и верным последователем товарища Сталина. Но я уверен, — голос говорившего окреп, — я уверен, что вы, Василий Сергеевич, — истинный сын партии и настоящий сталинист! Я убежден, что найдете нужную вам… и нам «конфетку». То, что нужно в этой экспедиции. Кстати, есть мнение… — говорящий сделал паузу, продолжил чуть тише, значительней, — есть мнение, что вам пора подавать заявление в партию.

— Конечно! Конечно, я… Я в любой момент…

— Не надо в любой! — поморщился сидящий за столом. — Это не такое дело, которое можно делать в любой день! Вы подумайте, подумайте и еще раз подумайте… А рекомендацию я вам всегда дам, и охотно.

И вдруг совсем другим, деловым тоном:

— А что еще вам нужно для успеха этой экспедиции?

Кислотрупов знает: сейчас можно просить. Просить все!

И для экспедиции, и для себя лично. Хоть дачу на Черном море, хоть разрешения съездить в Париж. Нет, дачу просить еще рано… Он начинает прикидывать, и тут же в комнату вбегают двое — этот Малинин и второй, передергивая затворы пистолетов. Дуло смотрит прямо в лицо Кислотрупову.

— Не здесь! — бросает сидящий за столом. Он поднимается, опершись руками на стол, делает широкий жест рукой. — Вон туда!

А пистолеты сразу же плюют огонь, раз за разом бьют в упор, прямо в глаза Кислотрупову, и он со сдавленным воплем просыпается…

Ох… Ну зачем, зачем сто раз снится вся эта гадость?! Этот разговор снится подробно, дословно — так, как он состоялся четыре месяца назад. И дурацкая сцена, в которой его убивают. Все это будет не так. Бог мой! Что он подумал?! «Будет не так»… Он сам уверен, что погибнет!