Читаем «Орден меченосцев». Партия и власть после революции 1917-1929 гг. полностью

На декабрь 1923 года из 83 секретарей губкомов и обкомов вышестоящими органами был назначен 31 секретарь, в том числе 23 секретаря назначены непосредственно Цека. Из общего количества 108 секретарей за период с XII по XIII съезд было перемещено всего 66 секретарей. 11 товарищей оказались сняты по причинам «отрицательного характера», т. е. по несоответствию, 23 — понижены в должности «в порядке усиления уездных организаций», 7 — в порядке плановой переброски в другие губернии без понижения в должности. Непосредственно из Цека с должности был отозван 41 секретарь[657]. Основное количество перемещений по инициативе ЦК, пришлось на период непосредственно после XII съезда РКП(б). Потом, в результате обострения вопроса аппарату пришлось экстренно свернуть свою кадровую активность. В октябре число перемещений свелось практически к нулю. Только в последних числах декабря и в феврале 1924 года вновь имела место небольшая передвижка секретарей «в целях усиления парторганов некоторых национальных областей»[658].

Материалы выборочного обследования семи губерний показали, что непосредственные назначения или «рекомендации» сверху руководящих работников партийного аппарата до ноября-декабря 1923 года, как сдержанно отмечено в справке Цека, занимали «довольно заметное место». Картина резко изменилась с началом партийной дискуссии. Например, в Москве и Ленинграде случаи рекомендации сверху секретарей райкомов и крупных организаций стали единичными по сравнению с десятками выдвинутых снизу. На уровне первичных партийных организаций показатели оказались еще разительней. В Ленинграде, во время дискуссии и сопровождавшей ее кампании тотальных перевыборов партбюро, случаи рекомендации секретарей ячеек вообще отсутствовали. По ячейкам Москвы процент рекомендаций снизился до 1,3 %.

Накануне дискуссии некоторые из доверенных секретарей писали лично Сталину о том, что середняцкая часть партии заметно выросла, стоит на большевистских позициях и требует доверия к себе и поэтому необходима «правильная, своевременная, заблаговременная, ничем не замаскированная информация обо всем, что делается в ЦК»[659]. В сведущих партийно-государственных кругах всегда вызывала протест и раздражение известная склонность генерального секретаря к засекречиванию работы аппарата ЦК, которая к тому же приобретала все большее значение для их собственной судьбы. Поэтому одним из важнейших направлений, по которому критика оппозиции имела успех среди бюрократии всех мастей, явилось требование расширения гласности в работе Цека. Сталин был вынужден идти на видимые уступки по этому вопросу. Он приоткрыл двери заседаний Оргбюро и Секретариата для партийного генералитета, он был готов ознакомить еще более широкие партийные круги с протоколами центральных и местных органов партии.

Еще XII съезд определил, что на заседаниях Оргбюро имеют право присутствовать секретари губкомов, члены бюро областных и краевых комитетов партии и представители ЦКК. В сентябре 1923 года Секретариат принял решение о расширении круга лиц, присутствующих на заседаниях Оргбюро и Секретариата. Это касалось руководства аппарата ЦК — завотделами, замы, ответинструкторы, помощники секретарей и даже некоторые работники отделов, а также секретарь ЦК РКСМ и начпура. Сталин позаимствовал ленинский прием, когда расширение публичности на самом деле вело к ее сужению. По мере развития публичности заседаний коллегиальных органов ЦК они становились все более официальными, а реальная работа переносилась все глубже в недра аппарата — в Совещание завотделами, в Орграспред и временами даже приобретала конспиративный характер.

После XII съезда Сталин настоял на том, чтобы у руководящих чиновников в госаппарате обязательно были партийные секретари. Генсек дал указание принять меры по подбору и обучению стенографов и машинисток, пользующихся абсолютным доверием, для секретных отделов партийного аппарата, ГПУ, НКИД, НКВТ и др. Дело дважды полезное— повышалась секретность госработы, но главное, усиливался контроль Цека над государственными учреждениями через партийных секретарей и стенографов ведомственных руководителей.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
1993. Расстрел «Белого дома»
1993. Расстрел «Белого дома»

Исполнилось 15 лет одной из самых страшных трагедий в новейшей истории России. 15 лет назад был расстрелян «Белый дом»…За минувшие годы о кровавом октябре 1993-го написаны целые библиотеки. Жаркие споры об истоках и причинах трагедии не стихают до сих пор. До сих пор сводят счеты люди, стоявшие по разные стороны баррикад, — те, кто защищал «Белый дом», и те, кто его расстреливал. Вспоминают, проклинают, оправдываются, лукавят, говорят об одном, намеренно умалчивают о другом… В этой разноголосице взаимоисключающих оценок и мнений тонут главные вопросы: на чьей стороне была тогда правда? кто поставил Россию на грань новой гражданской войны? считать ли октябрьские события «коммуно-фашистским мятежом», стихийным народным восстанием или заранее спланированной провокацией? можно ли было избежать кровопролития?Эта книга — ПЕРВОЕ ИСТОРИЧЕСКОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ трагедии 1993 года. Изучив все доступные материалы, перепроверив показания участников и очевидцев, автор не только подробно, по часам и минутам, восстанавливает ход событий, но и дает глубокий анализ причин трагедии, вскрывает тайные пружины роковых решений и приходит к сенсационным выводам…

Александр Владимирович Островский

Публицистика / История / Образование и наука