Читаем «Орден меченосцев». Партия и власть после революции 1917-1929 гг. полностью

Второе русло критической кампании децистов, как «истинных» демократов, задрапированных в тоги из зеленого сукна губернско-уездного покроя, было направлено против «спецов». Вполне обоснованно опасаясь их соперничества на предмет деловых качеств и знаний, ораторы из лагеря «демократических централистов» всячески подчеркивали ту опасность заражения бациллами бюрократизма, которую несет с собой практика привлечения в советский аппарат чиновников и специалистов старого режима. У партийных деятелей вызывало большую тревогу то обстоятельство, что «спецы» имеют возможность «крутить» комиссарами, а также то, что сплошь и рядом назначение и смещение партработников совершалось именно под влиянием «спецов». На этом направлении децисты быстро нашли общий язык со сложившейся к VIII съезду т. н. «военной оппозицией», которая выступила против широкого использования старых военных специалистов на командных должностях в Красной армии. Дело даже вылилось в недопустимый инцидент, когда на заседании военной секции съезда троцкист Сокольников «съездил» по физиономии дециста Осинского (будто бы за подтасовки при подсчете голосов и оскорбительные выпады).

Судьба оппозиционеров на VIII партсъезде была одинакова. Восторжествовала тенденция к развитию государственного централизма и строительству профессионального регулярного аппарата государственной власти. «Партия находится в таком положении, когда строжайший централизм и самая суровая дисциплина являют- ся абсолютной необходимостью», — указывалось в решениях съезда[77]. Впоследствии видный децист К.К. Юренев писал: «На 8-м съезде партия, как мы ее привыкли знать — капитулировала перед государством». Переход партии к государственному строительству и «есть начало ее болезни: государство, даже самое "советизированное", имеет свою логику и соприкосновение с ним, а тем более строительство его не может пройти для партии бесследно»[78].

Децисты, или сапроновцы; как их еще стали называть по имени наиболее непримиримого лидера, председателя московского губернского исполнительного комитета Т.В. Сапронова, не представляли собой организационно оформленной, постоянно действующей фракции. Наиболее активный период их деятельности приходится на 1919 год — время массированного наступления центральной власти на провинциальную анархию и существенного урезания самовластия местных начальников, доставшихся советской республике в наследство от 1918 года — пика государственного полураспада России.

Выражая интересы большой прослойки средних партийных и советских функционеров, недовольных существенным ограничением своей власти на местах со стороны московских ведомств, децисты были весьма сдержанны в выборе своих средств. Раскачивание социально-политической ситуации в стране, даже в целях борьбы с самодержавием Кремля, было отнюдь не в интересах провинциальной бюрократии. Поэтому, избегая искушения вынести свои разногласия на суд широкой рабоче-крестьянской массы, главной ареной своей деятельности децисты избирали камерные аудитории из работников и активистов губернского и городского уровня, подготавливая генеральные выступления к съездам и конференциям всероссийского масштаба.

Ленин всегда отдавал должное способностям представителей оппозиционного течения, наличие которых, собственно, и заставляло их шумно протестовать против связывания им рук центральными ведомствами. Лидеров децистов Сапронова и Осинского Ленин называл «высокоценными» работниками, которые, тем не менее, «перед каждым партсъездом ("кажинный раз на эфтом самом месте") впадают в какой-то лихорадочный пароксизм, стараются крикнуть обязательно громче всех ("фракция громче всех крикунов") и торжественно садятся в калошу»[79].

Здесь в полемическом задоре Ленин отчасти пошел против истины. Не всегда Сапронов и К° садились в калошу. Потерпев поражение на VIII партсъезде, децисты в конце 1919-го и начале 1920-го года, опираясь на усилившееся недовольство политикой центра, повели наступление и выиграли кампанию против Цека.

На VIII партийной конференции, состоявшейся в декабре 19 года, Сапронов выступил от имени московской губернской партконференции с платформой «демократического централизма» против официальной платформы Цека. Он утверждал, что отношения с периферией — есть самый важный и злободневный вопрос. «Нет двойной зависимости, есть сплошной диктат центра»[80]. Делегаты с мест в подавляющем большинстве выступали против утвердившейся сверхцентрализованной системы управления. В прениях по докладам отмечалась атрофия Советов и их исполнительных органов, начиная с сельсоветов и кончая Президиумом ВЦИК. Одобренная большинством конференции, платформа Сапронова предусматривала частичное возвращение советским органам реальной власти на местах и ограничение произвола московских ведомств.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
1993. Расстрел «Белого дома»
1993. Расстрел «Белого дома»

Исполнилось 15 лет одной из самых страшных трагедий в новейшей истории России. 15 лет назад был расстрелян «Белый дом»…За минувшие годы о кровавом октябре 1993-го написаны целые библиотеки. Жаркие споры об истоках и причинах трагедии не стихают до сих пор. До сих пор сводят счеты люди, стоявшие по разные стороны баррикад, — те, кто защищал «Белый дом», и те, кто его расстреливал. Вспоминают, проклинают, оправдываются, лукавят, говорят об одном, намеренно умалчивают о другом… В этой разноголосице взаимоисключающих оценок и мнений тонут главные вопросы: на чьей стороне была тогда правда? кто поставил Россию на грань новой гражданской войны? считать ли октябрьские события «коммуно-фашистским мятежом», стихийным народным восстанием или заранее спланированной провокацией? можно ли было избежать кровопролития?Эта книга — ПЕРВОЕ ИСТОРИЧЕСКОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ трагедии 1993 года. Изучив все доступные материалы, перепроверив показания участников и очевидцев, автор не только подробно, по часам и минутам, восстанавливает ход событий, но и дает глубокий анализ причин трагедии, вскрывает тайные пружины роковых решений и приходит к сенсационным выводам…

Александр Владимирович Островский

Публицистика / История / Образование и наука