Читаем «Орден меченосцев». Партия и власть после революции 1917-1929 гг. полностью

В начале нэпа Троцкий блистал своими ораторскими дарованиями, покоряя молодую аудиторию. Он выступал по всем вопросам: политики, литературы, искусства, быта, и все его выступления превращались в сплошной триумф[361]. Комфракция ЦК Всероссийского союза просвещения 29 июля 1922 года обратилась в Цека партии с требованием отставки Луначарского с поста наркома просвещения и замены его Троцким. «Назначение тов. Троцкого поднимет столь низко павший авторитет Наркомпроса… поможет сдвинуть воз просвещения из того гнилого болота, в котором он находится сейчас»[362].

Ленин versus Сталин

«Если после войны слава Троцкого была большой, а власть маленькой, то у Сталина, наоборот, слава оказалась маленькой, но зато власть большой»[363].

Обращаясь к вопросу о причинах и путях, которые привели Сталина на пост генсека, по крайней мере, наивно говорить о том, что кто-то без конкретного указания или, более того, вопреки Ленину мог посягнуть на святая святых — расстановку фигур в высшем политическом эшелоне. Тем более на заведомо ключевой пост, позволявший концентрировать в руках «необъятную власть». По большому счету, факт назначения Сталина на пост генерального секретаря есть эпицентр всей советской политической истории. В этой точке сфокусировалось все — и личные отношения вождей эпохи революции, откуда потом произошел весь радужный спектр позднейших коммунистических руководителей, вплоть до Брежнева, и, что важнее, здесь обнажились краеугольные камни советской коммунистической системы власти.

Текущее управление страной это еще не все, более сложная задача власти — обеспечение перспектив и сохранение преемственности. Без последнего текущее управление грозит превратиться во временщичество, разворовывание страны и цепь дворцовых переворотов. В императорской России функцию преемственности власти обеспечивали институты наследственной монархии и сословного дворянства, имевшие цельную идеологию и стабильные долгосрочные интересы в развитии государственной системы. В Советской России, упразднившей и монархию, и дворянство, эту важнейшую общественно-политическую функцию естественным порядком унаследовала партия большевиков, ставшая Партией с большой буквы, сложным социально-политическим организмом со своей особенной идеологией и устойчивыми интересами. Отныне ее система кадровой политики являлась ключом к власти. Кто им владел, тот и приходил к кормилу государственного управления (или уходил, если безвозвратно терял его). Ленин, Сталин, Маленков, Хрущев, Брежнев — все они в той или иной степени имели непосредственное отношение к кадровой партийной работе.

Молотов признавался: «Неожиданно для себя в 1921 году я стал секретарем ЦК». Он был обязан своим возвышением Ленину и Сталину, которые почувствовали в нем врага старого Секретариата. Молотов негативно отзывался о способностях своего предшественника Крестинского[364], но у него были глубокие личные основания неприязненно относиться к своему предшественнику. Молотов в годы революции не смог поладить с екатеринбургской командой, которая и после смерти Свердлова держала его на периферии партийной работы. Сам же Молотов оказался слаб в качестве руководителя аппарата ЦК, Ленин относился к нему неважно[365]. При нем стало очевидным падение уровня Секретариата по сравнению со временами Крестинского и, по свидетельству того же Молотова, Ленин поставил генсеком Сталина[366].

В 1921 году Сталин был далеко не самым примерным членом Оргбюро. С 12 мая по 26 сентября он в общей сложности опоздал на заседания бюро на 5 часов 40 минут, как было дотошно зафиксировано в списке опозданий, который велся по указанию ответсекретаря Молотова[367]. Всю гражданскую войну Сталин находился при Ленине как «око государево» — как генерал-прокурор при Петре I. В 1921 году Сталин в качестве особого порученца занимался закреплением вновь приобретенных национальных территорий к Москве, исполняя роль наместника Политбюро на Кавказе, «переваривая» южные республики для Кремля.

Оргбюро и Секретариат ЦК не могли подняться до своего истинного значения без руководителя в лице влиятельного представителя партийно-государственной верхушки и в 1921 году были вынуждены занимать свое время всякими «вермишельными делами». В 1922-м году Ленину понадобилось усилить значение не только лично Сталина, но также аппарата Цека и всего партийного аппарата в целом.

Идея по чистке партии, созревшая у Ленина после обострения вопроса о «верхах и низах» и усиленная в период дискуссии о профсоюзах недоверием к новым партийным кадрам, трансформировалась у него в идефикс о коренном перетряхивании и реформировании партии. Выдвижение доверенного Сталина на пост генсека явилось крупным маневром Ленина в плане развития мероприятий по избиению партийцев.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
1993. Расстрел «Белого дома»
1993. Расстрел «Белого дома»

Исполнилось 15 лет одной из самых страшных трагедий в новейшей истории России. 15 лет назад был расстрелян «Белый дом»…За минувшие годы о кровавом октябре 1993-го написаны целые библиотеки. Жаркие споры об истоках и причинах трагедии не стихают до сих пор. До сих пор сводят счеты люди, стоявшие по разные стороны баррикад, — те, кто защищал «Белый дом», и те, кто его расстреливал. Вспоминают, проклинают, оправдываются, лукавят, говорят об одном, намеренно умалчивают о другом… В этой разноголосице взаимоисключающих оценок и мнений тонут главные вопросы: на чьей стороне была тогда правда? кто поставил Россию на грань новой гражданской войны? считать ли октябрьские события «коммуно-фашистским мятежом», стихийным народным восстанием или заранее спланированной провокацией? можно ли было избежать кровопролития?Эта книга — ПЕРВОЕ ИСТОРИЧЕСКОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ трагедии 1993 года. Изучив все доступные материалы, перепроверив показания участников и очевидцев, автор не только подробно, по часам и минутам, восстанавливает ход событий, но и дает глубокий анализ причин трагедии, вскрывает тайные пружины роковых решений и приходит к сенсационным выводам…

Александр Владимирович Островский

Публицистика / История / Образование и наука