Орден Розги. Дрессаж

Пришла моя очередь, и, судя по всему, княгиня собиралась выпороть меня на глазах у мальчика. Мне претила эта мысль, но сейчас лучше было помалкивать и не возмущаться. Она немного перевела дух, так как запыхалась, пока наказывала пажа, а затем приказала мне встать на колени и поцеловать розгу. Гюстав стоял рядом. Он прекратил стонать и потирать себя, увидев, что должно произойти. До него дошло, что меня сейчас будут пороть прямо при нем, и у этого маленького чудовища, наверное, все рубцы тут же затянулись, так хищно блеснули его глаза. Я была готова придушить его за это. Княгиня приказала ему встать за диваном, держа в руке розгу, и заявила, что если он шевельнется, она препоручит его Сандерс, чтобы та выдала ему дополнительную порцию розог. Парень боялся Сандерс, но я абсолютно уверена, что, если бы княгиня пообещала сама его выпороть или поручила бы это дело нам с Фифиной, он бы намеренно ослушался.

Я ясно слышала его приглушенные смешки, когда я встала на колени, но когда ее высочество резко обернулась, он застыл с таким неестественно торжественным видом, что она расхохоталась, и так он и простоял, словно вырезанный из куска дерева, пока она меня порола. Не буду описывать свои ощущения. Пороть княгиня умела, и все, что мне оставалось, — это постараться не сползти на пол и не вопить так, как это делал парень.

Я смогла выдержать порку молча, хотя, когда я покинула комнату, мое лицо было перекошено. Когда же мы вышли в коридор, маленький звереныш ткнул в меня пальцем и расхохотался. Такого я уже не стерпела и бросилась на него и так отодрала за уши, что он завопил еще громче, чем после хозяйкиной порки. С тех пор он держался от меня на почтительном расстоянии. Даже когда спустя некоторое время, покрутившись в мужском обществе замка, он набрался всяких дерзостей, со мной он редко позволял себе какие-нибудь вольности. Впрочем, наши господа не могли обучить его чему-то принципиально новому, потому что, как я и подозревала, это был очень рано развившийся парень. И тем не менее, несмотря на его наглый нрав, все, кто оказывался рядом с Гюставом, не могли его не полюбить.

Читая это письмо, ты наверное, думаешь, что мое отношение к порке изменилось, и это действительно так. Изначально, когда меня всего лишь наказывали по прихоти капризных дам, я не могла представить, как от этого можно получать удовольствие. Но теперь я поняла, что это такое. Стегая меня, или Фифину, или кого-либо еще из членов общества, княгиня не могла извлечь и половины того удовольствия, какое получала, когда раскладывала у себя на коленях обнаженного Гюстава и порола его. Я замечала, как иногда, прекращая порку, она ругала мальчика, но при этом гладила его по упругому заду, словно желала продлить свое удовольствие от наказания. Маленькому негоднику это нравилось, и в такие моменты он лежал смирно.

Что касается меня, то, признаюсь тебе по секрету, похоже, я влюбилась в этого мальчика. Во всяком случае, было очень на то похоже. Мне нравилось, когда он был рядом, нравилось прикасаться к нему ненароком и ласкать его по своему желанию, ну и, конечно, пороть его при удобном случае, которые предоставлялись мне довольно часто, ибо паренек постоянно проказничает. Иногда мне кажется, что маленький негодник выкидывает очередную шалость только для того, чтобы я его выпорола. И нет сомнений в том, что я нравлюсь ему так же, как и он мне.

Он, как всякий мужчина, способен заметить привлекательную женщину, а я выгляжу очень даже ничего. У меня такие же стройные ноги, как у любой из наших дам, и княгине было не по душе, когда она заметила, что он их иногда целует, пока я его наказываю за проделки. Ах, моя дорогая, наши с тобой игры с розгой, когда мы были маленькими, конечно, служили неплохим развлечением, но все же приятно всегда иметь под рукой крепкого мальчика, которого можно высечь, когда тебе вздумается и с любой силой. Я испытываю неземное удовольствие, когда у меня на коленях лежит этот крепкий паренек с гладкой, как атлас, кожей. Плоть у Гюстава упругая и розовая, как у ребенка, и каждое прикосновение розги оставляет на ней красные полосы вроде тех, что ты наверняка видела на ухоженных лошадях, когда их стегают хлыстом. А особенную пикантность нашему с Гюставом занятию добавляет осознание того, что ему нравлюсь я и нравится то, что я с ним делаю. Теперь ему больше нравится, когда его порю я, а не госпожа или Фифина. Хотя поначалу Фифина пользовалась у него большей симпатией, теперь этот дерзкий маленький разбойник говорит, что она слишком худа и что ему не правятся тощие женщины. Ну скажи — ведь неплохо для четырнадцатилетнего сорванца?

Но пора прощаться. Мне нужно идти на прогулку с моей госпожой. Скоро я снова тебе напишу. Остаюсь искренне твоя,

Маргарет Энсон

Письмо пятое ПРЕКРАСНАЯ СВЯТОША

Дорогая Мэрион!