Орден с хохочущим Патрикеем

Именовали сего старца Адриян. В тутошнем миру и за пределами его просто Зуля. Худой, почти двухметрового роста. С козлиной бороденкой и чапаевскими усами. Длинными, почти до колен, руками и ярко-голубыми очень умными глазами.

Образования Зуля имел аж четыре, и до определенного момента работу, и не очень умную, но красавицу жену.

Но однажды, как все знают, всему хорошему наступает конец. Настал такой период и в жизнь Зули. Завод, где вырабатывал свой стаж четырежды одаренный Адриян, в одночасье стал никому не нужен. Назвали это все иноземным словом. "Конверсия" и обязали сие предприятие, чтобы сотрудники не потеряли драгоценный опыт и сноровку, выпускать пока сугубо мирную продукцию, а то и вовсе шумовки для слива макарон да вилки с ложками. Но коллектив, иногда задумывающийся о решении даже теоремы Пуанкаре, восстал и отказался променять свои знания на резиновые изделия. И ушел весь, хлопнув дверью. Кто подался в продавцы, кому посчастливилось стать дворником, и иные просто отправились работать грузчиками.

В миру талантов и конкуренции Зулиного опыта хватило только на разгрузку огурцов. Но земля не остановилась. Жена его по-прежнему любила и лелеяла. Правда почивать стала отдельно. Да и местный водопроводчик к ним зачастил с маниакальным упорством починять трубы и батареи в ее спальне.

Когда вагоны с солеными огурцами в стране закончились, а вместе с ними и прибыль от работы, женушка в присутствии неугомонного сантехника объявила, что в стране, включая их квартиру, намечается технологический прорыв по ремонту теплотрасс. Поэтому на время этого прорыва Адрияну лучше съехать куда-нибудь. Вот так Зуля и оказался в этой куче дерьма, в самом ее центре.

Мужика, врезавшегося в столб, проходимцы не знали. А вот санитара-добровольца, хлопотавшего рядом, узнали сразу же. Гриб-Папирус собственной персоной, работник каланчи и пожарного шланга.

Знали и о том, что за беспрерывный трудовой подвиг, совершенный в своей жизни, и за бессменное дежурство на пожарной каланче более полувека, он представлен к награде. А мэр городка, незабвенный Глеб Егорович, в паре со своей секретаршей, Клавдией, эту награду ему и посулили. Правда где ее взять не додумались.

Хотели сначала значок нацепить юбилейный «Восемьсот лет Мухосранску», но передумали. Извлекли медаль "Мать-героиня третьей степени", но тоже отложили до лучших времен. А уж знак почетного донора вообще ни туда, ни сюда.

Выручила Клавдия. У нее на днях два знакомых археолога перед следующей экспедицией отдыхали. Так они ей какую-то медальку оставили в счет уплаты за уют и самогон. С мордой веселой лисы. Сказали старая медаль. Ценная. Но им не нужна почему то.

Вот ее-то и решили сбагрить деду. А чтобы тот излишне не придрался к награде, решили обставить всё торжественно. Ну, с водкой салатами и артистами музыкального, и не только, жанра. Для последних даже выписали шест из Турции, с нержавейками и стразами от Сваровски.

В общем, ждали… Деда. Лауреата.

3 глава

Товарищество бредовых идей

Утренние сборы на торжественное награждение по случаю беспрерывной и бескомпромиссной службы на пожарной каланче вывели б из себя даже самого спокойного человека. То костюм не подходит, то челюсть отказывается вставляться в рот как надо, то приблудный Никанор не желает подниматься с постели, где ему тепло и комфортно.

Это вывело бы любого. Но не жену Гриба-Папируса. Она повидала столько, что троим Грибам хватило бы с лихвой. Поэтому вопрос был решен быстро и без колебаний. Короткий удар по печени сходу решил всё: и проблемы с одеждой, и с челюстью, и с ленивым дурачком Никанором.

– А чего этого с собой берем? – с недоумением задал вопрос огнеборец, неприязненно окидывая взглядом пускающего пузыри друга.

– Нет дома оставим, чтобы, когда пришли, ничего и никого не было. Ни сапог, ни твоего нового комбинезона, ни ложек. Кто его знает, может, придуривается, а сам соображает все. Уйдем и начнет рыскать по дому. Нет. Пусть с нами идет. Оставим его у почты, на скамейке. Там подождет. Как наградят тебя, выйдем и заберем его обратно.

– Как? А на торжественное чаепитие? Чего? Не останемся?

– Останемся, конечно, но ненадолго. Дома справим.

Дорога до мэрии заняла короткое время, так как она находилась почти рядом, через улицу. Оставленный на скамейке у почтамта Никанор продолжал беззаботно пускать слюни, а дед с молодой гражданской женой зашли в здание напротив.

Их там уже ждали. Или не ждали – не поймешь.

В помещении оглушительно гремела музыка, едва слышался звон бокалов и хлопки от открывания шампанского. В слабо освещаемых уголках звучали пьяные томные речи, а в центральном зале громкий голос главы вещал о дружбе и дорогах. Но на пришедших внимания категорически никто не обращал.

– Видишь, дед, как торжественно обставили твое награждение? Но мы здесь надолго не останемся. Выпьем за орден, перекусим и домой. Ой как вкусно воняет! Сейчас за стол пойдем. Молодой человек… Молодой человек.... Да, да, вы с этой палкой, железной.