Орден с хохочущим Патрикеем

Так и покинул на радостной ноте стойбище свободный от морали и обязательств Мишка – оленевод.

Но радость свободы была недолгой и испарилась как утренний туман, стоило на начальном этапе долгого пути возникнуть группе чернявых попутчиков.

Михаил, в отличии от них, встречи не обрадовался.

Те же с радостью и непонятным говором без конца хлопали оленевода по затылку, спине и карманам. Облазали вдоль и поперек сани, отвязали оленя и увели куда-то ошалевшую от счастья Клепу. Особенно бесчинствовал малый, с сережками. Мишка с точностью определил, что он старший. Только от него одного подозрительно воняло одеколоном, очень напоминавшим шаманский парфюм.

Под занавес внезапной радостной встречи они заставили Мишку играть с ними в какую-то чудесную игру, где под пивной кружкой надо было найти шарик. Два раза оленевод расстарался и выиграл, за что был награжден. А потом фортуна перестала улыбаться Мишке совсем, что привело его к ожидаемому банкротству.

Его принудили еще пару раз сыграть в долг и после прекрасно проделанной работы отобрали все, включая расписку на мороженного мамонта. В ней говорилось, что если Мишка найдет на бескрайних просторах страны оного, то должен будет выслать его тогда-то и по такому-то адресу. Адрес говорили всем табором, снимая лыжи с оленя и Михаила.

Прощание с чернявыми и Клепой, оставшейся с ними в качестве залога, было недолгим и не бурным. Запомнилась только пятая жена, вертящая пальцем у виска и наталкивающая своими действиями на мысль о суициде.

Но Клепа Клепой, палец пальцем, а жить как-то надо, вопреки всем бедам, внезапно свалившимся на глупую голову. Оглядевшись по сторонам, Михаил решил здесь и остаться, в сиих местах. И выдавать себя добровольно за целителя тел и душ человеческих.

Вот его-то, вместе с Филипком и Годзиллой, хотел задействовать в своей следующей афере Андрей Джонович. Да и еще были некоторые наметки в планах авантюриста. Но не настолько важные, что требовали мобилизации всех имеющихся средств и сил.

Прознал он недавно, что у Клавки – секретарши намедни ночевали два каких-то геолога, или археолога. И по причине безденежья и скудоумия, оставили ей в расчете за чистую постель и обильный ужин не то медальку, не то орденок иноземный. Ценность не объявлялась. Но вещь старая и сама по себе чего-то стоит. А если и не стоит, то все равно пригодится.

Но это потом.

А сейчас была отдана команда Филипку, чтоб он позвал для беседы этих двоих, которые сейчас в куче навоза стоят.

4 Глава

Коварный план

Эдвард переступил порог богомерзкого заведения, куда их с Зулей под торжественные речи затащил сноровистый Аристофан. Едва он это сделал, понял, что человеческая фантазия не имеет границ. Особенно здесь, где она перещеголяла всё и вся.

– Закройте рот, коллега, и держите карманы закрытыми. Последнее вытянут, – почесывая подбородок, прошептал ошарашенный командующий жуликов. – Ну и местность… Как в планетарии, то есть в кунсткамере. Нет, как в этом…

Но где «в этом» или где «в том», в голову категорически не лезло. Сравнивать было просто не с чем.

Круглый загаженный зал, окутанный сигаретной дымкой, был разделен на четыре зоны, словно на четыре исторические эпохи: каждая со своими предметами быта, микроклиматом, который окружал последователей зарождающегося капитализма и беспросветной глупости. Последняя с завидным постоянством существовала во все времена.

Первая четверть зала – кирпичные стены и бетонный пол, покрашенный серой шаровой краской. На стенах намалеваны грязно-желтые облака с такого же цвета зайцами, которые сидели на них.

Вторая четверть – завешана кривыми зеркалами. Настолько кривыми, что, казалось, они уже искажают окружающую действительность. А на полу те же самые зайцы. Такие же грязные, только розовые.

Третья четверть зала железная, холодная и темная. Временное пребывание в ней вызывало чувство страха, а также желание взять в долг и всенепременно скрыться.

Ну а четвертая была одновременно и простая, и сложная. Но являлась полной противоположностью остальных залов, с зайцами, железными стенами и кривыми зеркалами. Вызывала сонм вопросов, но не давая на них честных ответов, убеждая всех при этом, что мир – это мир и никак иначе. Посреди четвертой секции, как бы в отместку человеческой природе, намалёвана синяя русалка со спиннингом в руках и бычком «Беломора» в синих губах.

– А горячее здесь подают? – поинтересовался Зуля, судорожно сглотнув слюну и прислонившись к синему хвосту кудесницы моря. – Чего-то из-под хвоста пахнет. Рыбой, килькой…

– Ну ладно, Казимир, ты под хвостом пока понюхай, а мы на беседу отойдем. – Филипок подтер пальцем влагу под носом, подтолкнул Эда к железной окрашенной двери.

Распахнув ее, Эдвард зашел в полутемную небольшую комнатку. Там под мелодичную музыку "Рамштайна" и не менее мелодичное сопение Годзиллы сидел и попивал ароматный чаек Андрей Джонович.

– Проходи, присаживайся. Поговорим, – Старался казаться учтивым и гостеприимным Андре. Он указал взглядом на свободный стул.

Эдвард присел и, глядя на чайник, вопросительно вытянул шею.