3
Ночь была лунной и безоблачной; это одновременно выручало и подводило беглых практикантов НКВД. Они уже около трех часов петляли по ночным сокольническим дворикам, где фонари давно были погашены, а светящиеся окна можно было пересчитать по пальцам. Если бы не голубовато-водянистый лунный свет, в котором очертания предметов казались отчетливыми, как в театре теней, Скрябин и Кедров давно бы уже переломали себе ноги или расшибли головы об углы зданий или стволы деревьев. Но – этот же свет выдавал Николая и Мишу их преследователям, никак не позволял оторваться от них.
– Как думаешь, Колька, – задыхаясь, выговорил на бегу Кедров, – какой будет официальная версия нашей смерти: мы утонем в Москве-реке или нас переедет поезд?
– Несомненно – поезд! – Николай рассмеялся таким смехом, что у его товарища встали дыбом короткие волоски на затылке. – Поезд метрополитена! А моему отцу утром сообщат печальную новость.
– И ведь та женщина – она как в воду глядела, когда предупреждала, что нас с тобой убьют!.. – сам не свой, воскликнул Миша.
– Какая еще женщина? – мгновенно насторожился Скрябин.
– Разве я не говорил тебе?.. А, ну да, когда я мог сказать… Минут за пять до появления этого мерзавца Стебелькова она вдруг заглянула в мое окно – черт ее знает, откуда она взялась. И сказала мне, чтобы я бежал, спасался, и чтобы тебе передал: тоже бежать. Я, конечно, ей сразу поверил – она такая была красавица, ты представить себе не можешь… Только убежать я не успел: Стебельков помешал.
– Красавица… – произнес Скрябин едва слышно, а затем потребовал: – Опиши-ка мне ее!
– Волосы рыжие, кудрявые, глаза – темно-голубые, лицо – такое, ну, даже не знаю, как сказать, – Миша наморщил лоб, – его видеть нужно. Росту – довольно высокого, но не слишком. В платье она была полосатом, с отложным воротничком. Да ты чего, Колька? Знаешь ты ее, что ли?
Скрябин замер на месте и как будто перестал дышать.
– Так это было
Ответить ему Николай не успел. Позади двух друзей – будто в опровержение Колиных слов о поезде, – раздалось несколько приглушенных хлопков, напоминающих кашель засорившейся выхлопной трубы автомобиля. Миша вдруг резко припал на правую ногу – лишь недавно исцеленную, а затем, держась рукой за голень, привалился к стене какого-то дома.
– Меня подстрелили… – почти с удивлением выговорил он.
Коля повернулся к нему и пару мгновений ничего не говорил, только всматривался в Мишин силуэт, темневший на фоне оштукатуренной стены. А затем выговорил с явным облегчением:
– Рана не опасна, тебе ничего не грозит. По крайней мере пока. – И, обхватив друга поперек туловища, потащил его за собой под низкую арку одного из проходных дворов.
Зловещего астрального двойника Николай рядом со своим другом не узрел, и это внушало оптимизм, но не слишком большой: за спинами Скрябина и Кедрова уже слышался топот их преследователей.
Через арку друзья выбрались на незнакомую улицу, и Николай начал по очереди дергать двери всех подряд парадных, какие попадались им на пути. Увы, найти незапертую дверь не удавалось, и Скрябин собрался уже пустить в ход свои отмычки, да только времени на это у него не хватило. Из подворотни выскочили пятеро мордоворотов: уже не в форме НКВД – в штатском, с пистолетами в руках. Похоже было, что весь аппарат наркома внутренних дел Ягоды пустился в погоню за двумя практикантами.
Впрочем, отсутствие на преследователях форменной одежды порадовало Колю; он удовлетворенно хмыкнул.
Один из наркомвнудельцев вскинул руку с пистолетом, но выстрелить не успел: очередная дверь парадного подалась-таки под Колиной рукой, и двое друзей ввалились в подъезд. Возле самого входа стояла – не лыжная палка: дворницкая метла, и Скрябин, схватив ее, просунул черенок через обе дверные ручки.