Орден Святого Георгия (СИ)

Видимо, на такой случай Вяземская и принарядилась: насколько я мог почувствовать и увидеть, на ней красовалось узкое темное платье с таким вырезом, что еще немного, и его обязательно назвали бы неприличным. Я, разумеется, ни на что подобное даже не намекал, но мысленно поаплодировал ее сиятельству: женская привлекательность слишком могучее оружие, чтобы им пренебрегать.

— Доброго дня, княжна! Я безмерно рад вас видеть. Хоть и не вполне понимаю, что могло привести вас сюда, да еще и в столь ранний час.

Поначалу я разглядел только силуэт в кресле за огромным столом из темного дерева. Света в кабинете явно было маловато, а ночным зрением Вяземская не обладала. Но когда ее глаза чуть привыкли к темноте, я смог распознать и черты. Вживую Меншиков куда сильнее отличался от своего вероятного отпрыска, чем на фото — видимо, снимку было уже лет пять или около того, и за эти годы его светлость успел лишиться части волос и состариться еще сильнее. Сшитый на заказ костюм из светло-серой ткани скрадывал сгорбленную спину и прочие недостатки фигуры, но с впалыми щеками и землистого цвета кожей лица поделать ничего не мог. Меншикову недавно исполнилось шестьдесят семь — не так уж и много, особенно для сильного Владеющего, но выглядел он так, будто уже давно страдал от тяжелой и неизлечимой болезни… или чего-то похуже.

Темное колдовство дает немало — вот только возвращать долги приходится с изрядными процентами.

— Не знаю, как и сказать, ваша светлость, — начала Вяземская. — Может, вы сочтете все это глупой шуткой или вовсе не посчитаете достойным своего внимания — я не могла не прийти к вам. Меня просили передать послание, и долг чести требует, чтобы я сделала это лично.

Чуть подрагивающий голос, смущенный взгляд, бегающий из стороны в сторону, и волнение. Самое то ни на есть искреннее — я чувствовал его, как свое собственное. То ли в Вяземской пропадала великая актриса, то ли она и правда так сильно волновалась, эмоции зашкаливали. И хлестали так мощно, что мне то и дело приходилось напрягаться, чтобы не разорвать связь. Опыт и хладнокровие сыграли злую шутку: за сотни лет я успел превратиться в того еще бесчувственного чурбана, что едва выдерживал буйство чужой психики.

Ох уж эти женщины…

— Вот как? — Меншиков улыбнулся. — И кто же, просил передать это ваше… послание?

— Имени я не знаю — мне его не называли. — Вяземская покачала головой. — Однако я возьму на себя смелость заметить, что этот человек был изрядно похож на вашу светлость — только моложе. Лет тридцати с небольшим, может…

Есть. Попадание в десяточку. Меншиков еще не сказал ни слова, но его выдали глаза. Точнее, зрачки, тут же расширившиеся примерно вдвое. Ее сиятельство говорила что-то еще: то ли объясняла, то ли зачем-то описывала внешность, но он уже почти не слушал — застыл в кресле с ошалевшим взглядом.

Впрочем, тут же взял себя в руки — выдержки старику явно было не занимать.

— Хм… Удивительное дело, — проговорил он, поднимаясь из-за стола. — Позвольте, княжна.

Когда Меншиков подхватил Вяземскую под локоть, слегка придавив пальцами, и потащил куда-то, мне на мгновение показалось, что он просто-напросто выкинет ее из окна — или придушит за дверью личных покоев. Но на деле все оказалось не так страшно: его светлость всего лишь изволил сменить обстановку и выбраться на балкон. То ли старику вдруг стало не хватать воздуха, то ли он опасался, что внутри их могут подслушать, а в саду внизу, насколько я — то есть, Вяземская — могла разглядеть, не было ни души.

— Кого вы видели? — Меншиков прикрыл дверь и будто бы невзначай подпер ее спиной, отрезая путь к отступлению. — И что он успел вам сказать?

— Ни… нич-чего, — пискнула Вяземская. — Почти ничего. Тот человек был слишком измучен. Его пытали — так, что даже я ничего не смогла сделать.

И снова в яблочко: маятник лихо врезался в опасения Меншикова и тут же полетел обратно — к успокоению. Ничего страшного не произошло, попавшийся бедняга не проболтался даже под пытками, и к его светлости стремительно возвращалось самообладание.

— Мне жаль, что вам пришлось такое увидеть, — негромко проговорил он. — Но скажите, милейшая, какое отношение ко всему этому имею я?

— Я не знаю! — Вяземская на всякий случай огляделась по сторонам и даже чуть свесилась вниз, разглядывая сад под балконом. — Вчера меня вызвали в Исаакиевский собор, чтобы помочь… помочь одному человеку. Но я, похоже, опоздала — несчастный умер у меня на руках.

— Господь милосердный… — На лице снова Меншикова мелькнуло что-то изрядно похожее на облегчение, но его светлость тут же снова состроил трагическую мину. — Говорите, его пытали? Но кто мог посметь?..

— Его били. Так, что я не могу даже представить, какая сила нужна, чтобы сделать с человеком подобное, — отозвалась Вяземская. — Но, похоже, так и не добились успеха: когда мы остались наедине, этот человек умолял передать вам, что ни сказал ни слова. И чтобы вы позаботились о какой-то… Прасковье, кажется. Думаю, это его дочь или…