Орден ветров (СИ)

— Нет… наверное, нет.

***

Голову раздирало болью, словно кто-то вбивал в затылок огромный гвоздь. Медленно. Методично.

Дышать было больно. Не дышать — невозможно. К несчастью. К его огромному сожалению, это тело нуждалось в дыхании, хотя он предпочёл бы уже ни в чём не нуждаться где-нибудь там, лёжа под двумя метрами земли. Хотя нет. Всё-таки он бы предпочёл, чтобы его кремировали. Живописнее вышло бы.

А ещё это тело нуждалось в перевязках, мазях и лекарствах, от запаха которых уже тошнило. Тошнило бы и от вида, но всё, что ему удавалось видеть — расплывчатые очертания предметов. Иногда не удавалось и этого. Сегодня, например.

— Ты ведь знал.

Голос Гензаи прозвучал откуда-то слева из бесконечного мрака. Хотя сейчас вообще-то был день. Это можно было понять по тому, как солнечные лучи грели кожу.

«Ты ведь знал, что Питер здесь» — мысленно закончил он фразу. Но ничего не ответил. Дышать больно. Говорить — ещё больнее.

— Лайт! Не делай вид, что оглох.

Даже не видя, он знал, что Гензаи сейчас стоит рядом с окном, в тени, оперевшись спиной о стену. Брови его нахмурены, а руки скрещены на груди. Он смотрит сурово, но не осуждающе. Ведь Гензаи уже привык и знает, что осуждать его бесполезно.

— Ну знал. И дальше? — слова даются в трудом и горло сводит болью. Свой собственный голос кажется чужим.

— Ты мог сообщить нам. Только не ври, что тебя бы заметили. Кого угодно, только не тебя.

Гензаи знает его слишком хорошо, и это помешало, если бы пришлось врать. Но с ним можно говорить честно.

— Если бы вы узнали, что Питер здесь, — пришлось сделать паузу, чтобы хватило дыхания, — то все силы были бы брошены на борьбу с ним. А вы мне нужны были там, чтобы избавиться от шестерок Игнасия.

Из темноты донёсся тяжелый вздох. Лайт был уверен, Гензаи сейчас возвёл глаза к потолку.

— Ты вообще понимаешь, что натворил? Из-за твоего слепого желания отомстить Монолит теперь открыт. Корни древа жизни медленно горят. Число пострадавших идёт на десятки.

Лайту хотелось ответить: «И что?». Какое ему до этого дело? Он добился своей цели, их цели его не интересовали изначально. Что они там себе напридумывали — их проблемы. А Монолит бы всё равно открыли. Питера не победить, даже собрав здесь все войска Альтеры.

— Даже не делай вид, что тебе всё равно. Ты ведь вовсе не собирался там умирать, — от внимательно взгляда Гензаи было физически некомфортно, но даже одна мысль о том, чтобы отодвинуться взывала боль.

— Откуда тебе знать? — от резкого тона горло свело ещё сильнее. — Может, всё шло по плану, пока ты не вмешался. Тоже мне. Спаситель.

— Мог бы спасибо сказать. Я тебе вообще-то жизнь спас, — тон ассасина тоже стал резче и холоднее. Лайт знал, что его глаза сейчас потемнели и сузились.

— Напомни, когда я тебя об этом просил?!

Приступ удушливого кашля заставил замолчать на несколько минут. Во рту начал сильнее ощущаться привкус крови, ставший уже привычным.

— Ты был слегка не в том состоянии, чтобы о чём-то просить, — тон Гензаи мог бы показаться спокойным тому, кто с ним не знаком. Другие же знают, что если он говорит так — лучше бежать. Лайт сбежать бы не смог чисто физически.

— Вот и надо было оставить меня умирать. Глядишь, ещё бы за героя сошёл, — говорить приходилось тихо, почти шёпотом, но Лайт знал, что Гензаи его отлично слышит.

— Чтобы Соранико оплакивала и тебя?

— Ей было бы всё равно.

Если бы Лайт не был сейчас в таком состоянии, Гензаи бы ему врезал. Хорошо так, со всей силы. А сейчас только сверлит взглядом. Ну хоть какие-то плюсы в том, чтобы быть при смерти.

— Не было бы. Не суди всех по себе, — в голосе Гензаи всё-таки проскользнули осуждающие нотки, но Лайт не обратил на это внимания.

Повисшее молчание давило так же, как и тяжёлый запах лекарственных трав, заставлявший голову немного кружиться. Гензаи умел молчать так, чтобы довести этим молчанием до нервного срыва. Лайт до нервного срыва умел доводить только словами.

— Почему я ничего не вижу? Повреждён же только один глаз, — Лайт сдался первым, прервав молчание.

— Юфимия говорит, что повреждены нервы, — ответил Гензаи будто бы с неохотой.

— Что она ещё говорит? — голос наконец начал походить на привычный, и Лайт спросил больше из желания что-то сказать, чем из интереса.

— Что с такими ранами, как у тебя, не выживают. Ты должен был умереть почти сразу же, — Гензаи помолчал немного, а потом добавил: — Но ты на редкость живучая тварь.

— То, что я жив, лишь твоя вина, — огрызнулся Лайт.

Живучая тварь. Отличное определение. Лайт бы сам себе лучше не придумал. Его это даже начинало забавлять. Израненный, искалеченный, но живой. Зачем, спрашивается? Неужели он настолько омерзителен, что богиня не хочет забрать его к себе? Так скинула бы в бездну, и дело с концом. Или что, даже Вестинель будет ему не рада?

— Я знаю, с чего ты бесишься, — Гензаи коротко усмехнулся.

— Я не бешусь.

— Ещё как бесишься, — Лайт знал, что на лице ассасина сейчас застыла горькая полуулыбка. — Всё вышло из-под твоего контроля. Впервые. И ты бесишься, что больше не то, что не можешь дёргать за ниточки, а вообще ничего не можешь.