— То есть это приглашение на вступление? — во взгляде Элриона было что-то странное, словно он всеми силами подавлял какое-то рвавшееся наружу чувство.
— Это предложение остаться рядом со мной, — ответила Куруми, не задумываясь.
— Навсегда? — на наконец поняла, что за чувство было во взгляде Элриона — надежда, осторожная, такая, в которую сам до конца не веришь, и очень боишься ошибиться.
— Навсегда.
***
Снежные искры туманом повисали в нагретом воздухе. Акира раскрутила посох, выпуская на волю целый снежный вихрь, но Фукуда вовремя закрылся щитом и контратаковал, заставив её отступить назад.
К несчастью, не слишком удачно. Под её каблук попал какой-то камень, и Акира, не удержав равновесия, полетела на землю. И скорее всего, окунулась бы головой в песок, если бы Фукуда не успел подхватить её за талию и аккуратно поставить на ноги.
— Это уже второе поражение за сегодня, ты в этот раз как-то слишком очевидно поддаёшься, — мягко улыбнулся он.
— Я никогда не поддаюсь, — возразила Акира.
— И поэтому ты используешь только ледяные заклинания, хотя огненные у тебя гораздо мощнее, — заметил Фукуда.
— Просто не хочу спалить здесь всё, — пожала плечами Акира.
Отчасти это была правда. Задний двор гильдийского дома хоть и был в целом неплох для тренировок, но случайные искры от заклинаний вполне могли долететь и до дома. А в такую тёплую и сухую погоду всё вспыхнет достаточно быстро.
— Ты очень несконцентрированна в последнее время, — продолжил Фукуда, поймав взгляд Акиры, когда она будто бы случайно бросила его на окно комнаты Элисии. Уже раз десятый за последние полчаса. — Если волнуешься за неё, так и скажи.
— Я не… — Акира отошла на несколько шагов назад и прислонилась к невысокому заборчику, — ладно, я действительно волнуюсь. Я ведь знаю её уже почти четырнадцать лет. Мы росли вместе, вместе учились магии. Она мне… почти как сестра, наверное.
— Да, наверно, — Фукуда встал рядом с ней, тоже оперевшись на забор, — знаешь, от этих братьев и сестёр всегда одни волнения. В смысле они вечно что-то ломают, теряют, портят. А новые синяки и царапины появляются у них раза в два быстрее, чем ты успеваешь залечить старые. От них одна головная боль. Но именно в такие моменты ты особенно сильно понимаешь, насколько сильно их любишь и насколько они тебе дороги.
Акира улыбнулась, поняв, что ей неожиданно приятно думать о гильдии, как о большой и дружной семье, такой же, как семья Фукуды.
— А твоя семья, ты ведь так и не навестил их после выписки?
— Да, — Фукуда посмотрел на свою больную руку, крепко сжал и разжал пальцы. — Не хотел говорить им о травме, только бы волноваться заставил. Но теперь, думаю, можно.
Они замолчали, Акира и сама не заметила, как снова перевела взгляд на окно комнаты Элисии. Кажется, это уже начинало происходить неосознанно.
— Аки, — вдруг начал её Фукуда, заставив её снова посмотреть на него, — я знаю, что уже предлагал когда-то, но спрошу ещё раз. Когда… когда мы закончим все дела здесь и в Гавани, ты не хочешь съездить со мной в Колдрок? Мои младшие без ума от магов, так что, думаю, они от тебя не отстанут даже если ты пригрозишь их заморозить, но… но в целом они милые ребята и…
— Я согласна, — Акира почти рассмеялась, глядя как глаза Фукуды расширяются от удивления и радости.
— Серьёзно?
— Серьёзнее некуда.
***
Утром на Небесную гавань с гор спустился туман, укрыв город полупрозрачной белой вуалью. Гензаи смотрел в окно, на расплывающуюся в белёсой дымке площадь, и видел только туман. Туман и ничего больше. Ни белой фигуры, мелькающей на периферии зрения, ни размытого силуэта вдали. Он не слышал ни голоса, ни даже шёпота. Вообще ничего. В голове было до приятного пусто.
Морок ушёл. Они расстались где-то на полпути между Мистландом и Альтерой. Это было их общее желание. Морок сказал, что в Туманных землях сможет прожить и без Гензаи, и что там он сможет найти Лунарию и наконец-то быть с ней. Гензаи отчего-то верил, что всё будет именно так. Сам же он просто хотел остаться один в своей собственной голове.
За все эти бессчётные дни вынужденного соседства с призраками, Гензаи и забыл насколько упоительно сладким может быть одиночество.
Впрочем блаженство не может быть долгим.
Дверь в его кабинет открыли без стука, почти пинком. Только у одного единственного человека во всём мире хватало наглости входить в эту комнату так.
— Доброе утро, — почти пропел Лайт.
— Было до твоего появления, — отозвался Гензаи.
— Как грубо, — его голос в миг сделался обиженным, почти жалобным, — ты ранишь меня в самое сердце.
— Зачем пришёл?
Гензаи отвернулся от кона и посмотрел на Лайта. Он уже успел расположиться в кресле, закинув ногу на ногу. Выглядел он… живым. Действительно живым, а не как тот, кто стоит одной ногой в могиле. Но главное из его глаз ушли все признаки надвигающегося безумия. Не было ни лихорадочного блеска, ни отчуждённой апатичности, лишь хитрый хитрый прищур и весёлые искорки.
— Соранико отправила. Она сказала, что гонцам, принёсшим плохие вести, отрубают голову, а меня не жалко. Жестоко с её стороны, да? — протянул он.