Бытует мнение, что Аттила был то ли заколот, то ли отравлен своей молодой супругой по заказу римского сената. Но не факт, не факт… Может быть, и убили, а не сам умер от хронического кровотечения, но вот по чьей инициативе?
Долгое время артефакт хранился невостребованным, то ли у тавров, то ли у скифов, а потом засветился в руках Алариха, Вестготского короля, а позднее у Одоакра, вождя варваров-наемников. Одоакр устроил государственный переворот, в результате которого Италию накрыла долговременная смута, в конце концов похоронившая Западную Римскую империю. Зато буйным цветом расцвела Восточная, то есть Византия. Именно туда Одоакр отправляет «Орден Власти» вместе с императорским венцом.
Византия укрепляется и начинает расширять свои владения. Особенно в ратных делах прославился император Юстиниан. Долгая эйфория закончилась, когда русский князь Олег прибил щит на врата Царьграда, как бы беря его под свою защиту. В качестве жеста доброй воли ему был преподнесен «Орден Власти». Русское государство принимает православие и бурно развивается.
Уж зачем Ярослав Мудрый передал артефакт Олафу, по недомыслию или по умыслу, а может быть, почувствовал какую-либо угрозу от Ордена, но тем не менее «просто Олаф» превратился в Олафа Святого, став королем Норвегии, а сама Норвегия приняла христианство.
Потом Орден оказывается у немцев, у Барбароссы.
Эх, Барбаросса, картавый Фридрих! Чем больше ты волновался, тем сильнее грассировал. Уж с рождения у тебя это было или у французов перенял… Стал императором Священной Римской империи, но так и не добрался до Святой земли, нелепо утонув в горной реке Селиф.
…Фридрих сидел возле небольшого костра и подрезал бороду острым как бритва кинжалом. Рыжие клочки он бросал в огонь, втягивал носом запах горящих волос и вспоминал родную Швабию, где он с детства любил греться у костра и часами смотреть на игру пламени, пребывая в замыслах и мечтах. И здесь, в окрестностях Дамаска, он не оставил своей привычки, но костер разводил не для тепла, а для успокоения нервов и сосредоточения мыслей. Дрова ему заранее приносил копьеносец из платановой рощицы, расположенной в сотне метров от военного лагеря. Нападения вражеских лазутчиков он не боялся: в его отряде соблюдалась железная дисциплина, боевое охранение несло службу исправно, да и меч находился всегда под рукой. А с мечом Фридрих, герцог Швабский, управлялся отменно. Его наставник из Рима с детства обучал его владению всеми видами холодного оружия, а также тактике ведения боя в качестве полководца. Стратегом же Фридрих был Божьей милостью.
Покончив с бородой, он оторвал взгляд от огня и посмотрел вдаль, на контуры крепостных стен Дамаска, очерченных на фоне звездного неба. Будучи подданным короля Конрада, Фридрих неуклонно участвовал во всех его военных походах, не всегда соглашаясь с его военной политикой, а порой и имел прямо противоположное мнение, которое не стеснялся высказывать своему сюзерену. Конрад порой соглашался с доводами герцога и ценил его за независимость суждений – «такой камень за пазухой не держит, не предаст как какой-нибудь Генрих Лев».
К походу на Эдессу Фридрих отнесся с настороженностью, считая, что уж если идти по пути Карла Великого, то сначала нужно разобраться в Европе, с Францией и Италией, тем более Иерусалим уже много лет находится под властью крестоносцев, и рискованно разевать рот, не подготовленный для еды, на пирог, которым можно подавиться. А к развороту на Дамаск после неудачи в Эдессе, герцог Швабский отнесся вообще отрицательно.
«Какой смысл было тащиться через Византию, вступать в конфликты с императором Мануилом, всю дорогу отбиваться от турков-сельджуков и в конце концов проиграть сражение под Дорилеей? А потом вторично наступить на те же шипы. Надо было сразу определиться с целью похода: либо, осознав ошибки, до конца разобраться с Эдессой, либо изначально идти на Дамаск водным путем с высадкой на палестинском побережье, а не брести по пустыне, страдая от жары и недостатка продовольствия, попутно отбиваясь от мусульманской конницы. Либо… либо покорять Рим и Ломбардию, подмять под себя Милан – ведь Конрад Третий желает во всем походить на Карла Великого.
Но королям виднее – они определяют политическую стратегию. С Людовиком все ясно, но зачем Конрад связался с иерусалимским властителем, у которого совсем иные цели?
«Взгляните, братья, вот оно, желанное время, вот благословенные дни! Содрогнутся и вострепещут страны, ибо Господь на небесах начал терять свою землю. Я повторяю: свою землю, ибо там Он учил слово Отца своего, там более тридцати лет Он странствовал меж людей…» Так говорил аббат Бернар Клервоский. Но в Иерусалиме свои проповедники, и они вещают совсем по-другому…
Фридрих недоверчиво относился к иерусалимским христианам, считая, что за несколько десятилетий владения Вечным городом они переродились, ослабили Христову веру, вступают в сомнительные союзы с мусульманскими вождями, и не исключено, что в сиюминутных корыстных целях.