Ордин-Нащокин. Опередивший время

В ту пору только начиналась жизнь его внука Алексея, родившегося в 1629 году. Патриарх Филарет не мог не оставить следа в детском сознании его потомка. Именно он заложил в душу Алексея вероучительное, церковное начало. Нет сомнения в том, насколько молитвенная атмосфера служб, обрядовость, таинства, церковное пение — все, что сопровождало бесконечные богослужения, впечатляло, проникало в самую глубину души впечатлительного мальчика. Особый след оставили, начиная с двухлетнего возраста, паломнические хождения на богомолье с родителями по подмосковным церквям и монастырям. Эту традицию Алексей Михайлович продолжал и позже, любил не только ближние, но и дальние поездки к святым местам, продолжавшиеся порой несколько недель.

Наследника престола старательно учили, привлекали лучших наставников из тех, что были. Однако и объем знаний, и их познавательное, образовательное качество иначе как скудным не назовешь. Содержание обучения определялось уровнем житейских представлений, основанной на церковных канонах системой ценностей. Судя по тому, чему и как учили юного царевича, создается впечатление, что готовили его не столько к государеву, сколько к церковному служению. Среди предметов обучения, книг, которые были под рукой — по-преимуществу историко-религиозные, богословские тексты. К двенадцати годам библиотека царевича Алексея насчитывала всего 13 томов, в основном церковного содержания. Из светской литературы там было три «Грамматики», «Лексикон», «Космография». Вся направленность обучения царевича носила церковный характер. Его круг чтения составляли псалтыри, часовик, деяния апостолов. «Октоих» — нотная богослужебная книга — была положена в основу обучения музыке.

В целом же образование наследника престола остановилось на этапе освоения основ грамотности и элементарных обыденных представлений. Это было «простое, приноровленное к жизни воспитание», какое давали «благочестивые русские грамотеи». Такой подход вполне устраивал царского воспитателя и наставника Бориса Ивановича Морозова, стремившегося минимизировать объем знаний своего подопечного, удержать его в состоянии, не позволяющем «государить» в полную силу. В том объеме знаний, какой давался будущему самодержцу, не хватало того, что развивало способности и кругозор, формировало самостоятельность, зрелость мышления. Эти познания восполнял Закон Божий — единственный на Руси непременный предмет обучения и воспитания. Церковь объявляла анафему всему, что исходило от иноверцев, католиков-латинян, ее запреты становились непроницаемой стеной на пути просвещения, реалистического познания действительности.

Между тем уровень образованности, кругозор наследника русского престола несравнимо уступал его европейским сверстникам. При сопоставлении достоинств наследников монархических домов Европы часто упоминают шведскую принцессу Кристину, отмечая ее выдающиеся способности, проявленные уже в детском возрасте. Ровесница Алексея Михайловича, родившаяся в 1626 году Кристина к двенадцати годам владела семью иностранными языками, обучалась алгебре и геометрии. Любимым ее предметом была астрономия, она с увлечением (причем в оригинале) читала Эзопа, Тита Ливия, Вергилия, Цезаря. В ее обучении принимал участие великий философ Рене Декарт. Уже в детские годы Кристина обладала настолько широким кругозором, что могла вести на равных разговор с известными учеными.

Становление личности царевича Алексея, напротив, затянулось. Окружению казалось, что время властвовать наследнику престола придет не скоро, да и сам царевич не проявлял должных признаков превращения в самостоятельного, цельного, с определенным характером, юношу. К тому же не было «робяток, с кем Алексей мог тешиться», в сообществе с которыми выстраиваются характер, привязанности, проявляются лидерские качества — все то, что впоследствии уже в раннем возрасте сформировало личность его сына Петра. Царевич не знал и не видел подлинной русской жизни с ее неизменно острыми углами и зазубринами. Людские страсти и пороки обходили его стороной. Под зорким оком служилого люда протекало его благочестивое, уравновешенное существование. Оттого в последующем его так тяготило столкновение с жизненными реальностями, за которыми обнаруживались ложь, обман, нерадивость. Замкнутость в «коконе» дворцово-церковной жизни лишила его возможности общения с ровесниками, из которых затем выросло бы взрослое доверенное окружение. Тех, с кем у него сложились доверительные отношения, было немного: Ртищев, Стрешнев, Матвеев, Ордин-Нащокин — и все они рано или поздно попадали к царю в немилость. Оборотной стороной его доверчивости была «приклонность» к наветам, готовность поверить клевете в адрес даже самых близких людей.