Ордусь. Книги 1-7

— Вышка, я полагаю, — рассудительно проговорил он. — Согласно Образцовому уложению династии Тан, Высочайше обнародованному в шестьсот пятьдесят третьем году, похитивший во время Великих жертвоприношений какой-либо жертвенный предмет, еще не предложенный духам для пребывания, наказывается ста ударами больших прутняков, а если предмет уже был поднесен и использован духами – двумя годами каторжных работ. Если же похищен был предмет, на котором в момент совершения преступления пребывали духи, наказание – пожизненная высылка на две с половиной тысячи ли. Если при хищении была применена сила, то есть именно как в данном случае, наказание должно быть увеличено на две степени, следовательно, до удавления тонким хлопчатым вервием белого цвета. Согласно Высочайшему эдикту тысяча пятьсот двадцать второго года все культовые предметы монотеистических религий Ордуси на постоянной основе приравнены к предметам, на которых пребывают духи – то есть, когда бы ни произошло хищение, например, христианской, мусульманской или какой-либо аналогичной святыни, наказание таково же, как за хищение жертвенного предмета в самый момент Великих жертвоприношений. А согласно рескрипту тысяча семьсот шестьдесят третьего года, дарованному в ознаменование общей радости по случаю присоединения Тибета к Цветущей Средине, смертная казнь повсеместно была отменена, и вместо нее предельно возможным наказанием стало публичное обритие головы и подмышек с последующим пожизненным заключением. Так что, ежели защита не отыщет смягчающих обстоятельств – вышка зачинщику, соучастникам на степень меньше… то есть пожизненное без обрития. Вот так, а что?

Нилыч пожевал тонкими губами.

— В Ханбалыке на ушах стоят, — угрюмо сообщил он. — Не говоря уж о том, что высшая мера вообще уж лет восемьдесят как не применялась…

Девяносто шесть, подумал Богдан, но не стал прерывать начальника. Не в точных цифрах суть.

— Они так потрясены фактом неслыханного святотатства, так искренне обижены за славянский улус и его главную религию, что в Срединной Палате церемоний склонны придать преступлению характер противугосударственного.

Богдан чуть присвистнул.

— Десять Зол? Покушение на великое перевертывание мироздания?

— Угу, — Нилыч чуть кивнул.

— Общесемейная ответственность? Жен брить, сыновей, родителей…

— Угу.

Богдан помолчал.

— Помилуй Бог, — бесстрастно сказал он. — Честно признаться, я уж и не упомню, когда в последний раз…

— Ну и не надо покамест, — нетерпеливо перебил его Мокий Нилович. — От большого усердия, чтобы всех нас, православных, порадовать, могут наломать дров. Как-то надо постараться это дело приглушить. А ты у нас человеколюбец известный. И в то же время законник высшей пробы. Понял?

— Нет.

— Чего ты не понял? — нарочито терпеливо и сдержанно спросил Нилыч.

— Не понял, кто станет ломать дрова. Мы? Преступление в Александрии совершено, александрийскими же органами будет и раскрыто, и осуждено…

— Так, да не так, — Нилыч достал очередную папиросу, размял ее и, рассеянно пощелкав варварской зажигалкой, с видимым отвращением раскурил. Богдан постарался, насколько возможно, отодвинуться от источника дыма подальше – и неловко поерзал в кресле. Вотще. — Ханбалык берет дело на контроль. В шестнадцать сорок семь рейсом Ордусских воздухолетных линий в Александрию прибывает уполномоченный двора Чжу, и тебе его встречать и опекать, Богдан.

Богдан опять помолчал, собираясь с мыслями.

— Чжу? — зачем-то переспросил он.

— Вот-вот, — безрадостно подтвердил Нилыч.

— Императорского рода?

— Именно.

— Ах, черт… — против воли вырвалось у богобоязненного минфа.

— Как ты прав, единочаятель! — саркастически усмехнулся Нилыч.

Впрочем, Богдан тут же несколько раз поспешно перекрестил себе рот и пробормотал:

— Прости, Господи…

— Вот тебе задание особой важности: не допустить, чтоб этот особый уполномоченный из лучших побуждений, из великого уважения Средины к нам начал призывать брить направо и налево, вплоть до правнуков по мужской линии.

— Понял вас, драгоценный единочаятель Рабинович.

— Нет, — после небольшой паузы отозвался тот, ожесточенно прессуя в пепельнице свою папиросу. — Еще не понял. В Палате наказаний поручили расследование некоему Багатуру Лобо по прозвищу «Тайфэн». Я навел справки наскоро… Работник высокой квалификации, с огромным деятельным опытом. Ранг ланчжуна ему был пожалован еще восемь лет назад, но он так сыскарем и остался – фанатично этому делу предан. Тут все в порядке. Но! Энергии у него более, чем потребно. Характер тяжелый. И ведет он дела свои подчас не вполне… э-э… корректно. Пренебрегая некоторыми требованиями этики.

— Свидетелям носы выкручивает?

— Не исключено. Трудно сказать. Позавчера, например, при захвате группы фальшивомонетчиков он шестерых, что ли, обезоружил и оглушил, а одного разрубил чуть не пополам.

— Пресвятая Богородица! — ахнул Богдан.

— Формально вроде комар носу не подточит, я видел документы – дурак сам ему под меч сунулся, а у парня и без того хлопот хватало, один семерых брал, да еще и все вещдоки ухитрился сберечь… Виртуоз. Но все же…