— Князь, ты давай быстрее просыпайся, — обернулся я к Корнею, — нам спешить надобно, дел много. Или обратно в клетку захотел?
С лица Корнея ушла так поразившая меня баранья бессмысленность. Он полез из-за стола.
— Попрощайся с боярином, — подсказал я.
— Благодарствую, боярин! — послушно просипел Корней.
— Подождите, подождите… — заспешил посол, беспомощно оглядываясь на окна светёлки. Не иначе ожидал снова увидеть там верёвку. — Как так, я ж под свое поручительство узника взял…
— Сбежал, скажешь, князь… А для правдоподобия мы, пожалуй, замкнём вас тут.
— В окошко кричать станем, там стража!
— Обязательно, боярин, кричите. Но не раньше, как мы из терема уйдём. А то вернёмся. Нам терять будет нечего!
— Ну, Сашка, — сказал озлившийся Роман Кириллович, — Бог даст встретимся у Ивана Даниловича под рукой. Ответишь за все выкрутасы.
— Будь покоен, ваша милость. А ключик я прямо у дверей положу. Вас быстро отопрут, испугаться не успеете…
В потёмках коридора подле заднего крыльца владычьего дома нас поджидал невысокий грузный дядька — полусотник из московской сотни посла.
— Кто прёт? — прогудел он.
— Это я — Сашка. Ну, как, готово?
— Готово. С этого хода я стражей отпустил: на улице скоморохи пляшут, так ушли посмотреть.
— Пошли…
Мы перебежали неширокий задний двор, заросший молодой крапивой и кустами смородины, пустившими буйную свежую зелень. Под частоколом, ограждавшим епископское домовладение, обнаружилась глубокая нора, прикрытая кучей старой травы.
— Самолично копал, — прошептал, озираясь, полусотник. — Тайно, как ты наказывал.
— Спасибо, Василий Терентьевич, за князем Иваном не пропадет. Правда, если мы до него дойти сумеем, — ответил я и полез в дыру. Корней молчал, но, похоже, ему это начинало нравиться.
— Погоди, Сашок, — придержал меня служивый. — Потратился я… Скоморохи такую цену заломили, паскуды. Ни в какую не хотели перед епископским двором пляски устраивать. Знаешь же, что с ними за такие шутки сделать могут?
— Всё, что есть…. Извиняй, Василий. В Москве сочтёмся. И… хотел повиниться перед тобой за обидное слово. Ну, помнишь, в тот раз?
Васька-Свинина, а это был он, жалобно вздохнул, совсем не слыша моих расшаркиваний, а думая о своем опустевшем кармане:
— Что ж, бегите с Богом. Пойду этих бесовых детей с улицы турну. Совсем охамели — у владычного двора непотребством занимаются!
Уже спеша за мной по деревянному пешеходному настилу на улице посада, Корней спросил:
— А этого доброхота ты где откопал?
— Да случайно в первый день наткнулся на него. Ходил вокруг да думал, как к боярину на разговор попасть, глядь — среди стражников знакомец старый.
— И не отказал?
— Догадывается, что неспроста мы здесь оказались. Вот и помог землячкам. Надеется, конечно, что князь Иван о нём узнает… Всё, сворачивай в проулок и давай к лесу. Вроде ушли!
Глава двенадцатая
У корысти всегда рожа бескорыстна
Едва проскрежетал сердечник замка, и дверь комнаты приоткрылась на вершок, боярин Роман, на чьи истошные завывания прибежали снизу стражники, стрелой вылетел из комнаты. Ничего не понимающая охрана не успела проморгаться, как посол, а следом Егорка-постельничий, вздымая пыль, опрометью промчались по владычному двору и, пересёкши улицу, скрылись в недрах великокняжеских хором.
— Ушли, ушли прохиндеи! — закричал боярин Роман с порога, обойдясь без обычных при обращении к тверскому князю величаний.
— Так быстро? — удивился князь Михаил. — Ты присядь, присядь, боярин. Сейчас Твердило подойдёт, обскажет как и что.
Твердило Ростиславич ждать себя не заставил:
— Полетели наши соколы!
Немногословный Твердило неопределенно помахал в воздухе обеими пятернями, что с большой натяжкой можно было принять за полет какой-либо птицы, и, видя на лицах присутствующих нетерпеливый вопрос, добавил:
— Ну, и наши — за ними.
— Уф, — боярин Роман утёр мелкий бисер пота, выступивший на лысине. — Бегут, поди, и радуются, что обманули старого дурака.
— Ну, что ж, бояре, — подвел счёты великий князь, — ежели твои, Твердило, ищейки не оплошают, к вечеру будем знать, где вся воровская шайка скрывается. А к утру и повяжем всех тёпленькими. Роман Кириллович! Не откажись отобедать с моей семьей. Матушка, княгиня Ксения, поглядеть на тебя хотела.
Старшая княгиня тверского правящего дома ожидала всех посвящённых в тайну в соседних покоях, в небольшой по размерам семейной княжеской столовой. На почти чистых скатертях розового цвета с золотой каймой служки уже расставили солонки, блюда с хлебом, кувшины с клюквенным квасом. Великая княгиня сидела в одиночестве во главе стола. Женскую половину княжеской семьи на подобные приёмы не приглашали, исключение делалось только для матушки Ксении.
— Пироги-то готовы? — спросила княгиня отиравшегося неподалеку и ждущего знака кравчего. Кравчий всплеснул руками и сделал вид, что про пироги он забыл, отчего мудрость княгини стала только выпуклее. Он убежал вниз в поварскую, а в двери уже входили Михаил Ярославович с послом.