Ордынский узел

Ушли мы, однако, позже. Утром скончался раненый воин, и на обжитой поляне вырос небольшой могильный холмик. Ещё одна смерть, ещё чьё-то горе. Не думал, не гадал я, что мы оставим за собой такой кровавый хвост. Господи, рассуди, кто виноват…

С хмурого, затянутого плотной серой пеленой облаков сеял мелкий как туман дождь, было промозгло, дождь пылью оседал на коней, собирался в большие капли, которые скатывались вниз, косичками склеивая шерстинки от спины к животу. Первой шла моя лошадь, вороная кобылка-трёхлетка с белой отметиной на лбу. В трёх шагах позади на старом саповатом меринке трусил боярин Микула, сзади него парой ехали Салгар и князь Корней. Мы с князем обрядились в кольчуги, снятые с погибших тверских ратников, и вполне могли сойти за охрану боярина. Тем более, что на его дорогое платье мы не покусились и он так и мок под дождём в своем роскошном тёмно-зелёном плаще дорогого заморского сукна. И на боярина был похож. Это безопасило нас от докучливых приставаний стражников на дорогах и в тверских сёлах.

— Микула Андреевич, — сказал я, — я тебе ничего не обещаю. Сколько ты будешь жить решать князю Юрию в Москве. Вряд ли он тебя пощадит за смерть своей княгини. Но всё в руках Божьих. Уж если ночью жив остался, может ты ещё и на земле зачем-то предназначен. Так что вывести нас из тверских пределов тебе придётся. Давай, думай: или соглашаешься, или с этого места ты не уйдёшь.

— Согласен, — прохрипел боярин, отвернувшись.

Руки и ноги мы ему развязали. Блеснувшую при этом в глазах боярина надежду Корней погасил, навскидку пустив стрелу в тонюсенький берёзовый пенёк, торчавший шагах в двенадцати от нас. И, конечно, попал.

Тяжело нам далось расставанье с дедом Тимофеем. Скисший старик, долго рассказывал мне поутру как нам лучше выбраться из леса на московский большак, затем троекратно облобызал всех, начиная с Корнея и окончив маленькой Салгар:

— Поезжайте, детушки… Вряд когда свидимся, да вдруг нелёгкая в Торжок кого из вас занесёт, вы уж не забудьте старика, загляните. Аринка моя за бондарем живёт, Станькой его кличут. Да там, в слободе под Торжком, любой его избу покажет!

Караван деда получился не менее внушительным, чем наш: два человека — бобыль с боярином Романом, четыре лошади и корова. Князь Корней дал напутствие боярину. Он отвёл бывшего московского посла в сторонку и, набычась, пошептал ему на ухо. Судя по торопливой готовности, с какой посол кивал, внимая словам собеседника, князь старался не зря. А сказать послу, он, по моей просьбе, должен был о том, что дедушка Тимофей находится под его, князя Корнея Боровского, защитой. Поэтому после того, как дед довезёт боярина до околицы Твери, послу всего-навсего надлежит забыть, как он там очутился. И погони за дедом не слать.

— Пообещать боярину, что я ему ноги выдерну, если козни против деда строить будет? — спросил меня Корней. Я отсоветовал. Слабый здоровьем боярин мог опять впасть в детство.

Салгар, крепко привязавшаяся к бобылю за недели лесной жизни, не смогла удержать слёз при расставании. Она снова покопалась в своем дорожном мешке и подала деду тоненький серебряный браслет:

— Дочке твоей от меня.

— Спаси тебя Бог… У меня-то вам и подарить на память нечего, — вздохнул он, потоптался и неловко полез в седло.

— Прощай, дядя Тима, — сказал я. — Жаль, что мы тебя в это дело втянули…

— Чего уж теперь… Может, и к лучшему всё сложилось. Давно ведь хотел к дочери перебраться, да решиться не мог, пень трухлявый. Ладно, Санька, ты уж за молодью пригляди. Прощай…

Дед тронул коня. За ним потянулся и боярин Роман.

— Роман Кириллович, а ты что не попрощаешься с нами?

Боярин лишь взмахнул рукой.

— Вишь, как переживает, сердечный, — ухмыльнулся Корней, — наверное, к горлу подкатило…

Глава шестнадцатая Близ царя — близ чести, близ царя — близ смерти

Капли дождя пузырили воду в глубоких лужах на деревенской улице. Непогода окончательно остановила наше движение, и мы второй день жили в богатом доме сельского пономаря. Большое село, окружённое полями, по красно-серой глади которых тянуло лёгкой зеленью проклюнувшейся ржи, стояло на уже московской стороне. И после безумной тряски двух дней, что мы провели в сёдлах, опасаясь в любой миг быть настигнутыми погоней, было приятно почувствовать себя в безопасности и покое. Боярина Микулу я замкнул в подклети, и он затих там за бочкой с солёными грибами. Теперь он был лишён всех признаков своего высокого звания, и его роскошный плащ, и богатый парчовый кафтан перешли к Корнею. Надо признать, держался Микула стойко, в мужестве ему было не отказать. А ведь в одночасье потерял всё: богатство, положение, славу. Впереди, у московского князя его ждала неизвестность, возможно, тяжёлая, мучительная смерть. Позади, у князя тверского тоже не пышки с пирогами. Боярин Роман, сомнений нет, выложит всё, что узнал за богатую на неожиданности ночь в капище. И уж как поступит князь Михайло с Микулой, несомненно, одним из главных злоумышленников на жизнь княгини Кончаки, догадаться было нетрудно.