– Но вот незадача: и турецкий султан Баязид, и проклятый мамлюк – правоверные мусульмане. И никто из них не объявлял тебе войны. Пока что. Если ты пойдешь на них первым, то окажешься нарушителем мира и спокойствия во всем мусульманском мире, причиной великих бед, и вряд ли мудрые шейхи одобрят этот шаг.
– Умно, – кивнул Тимур. – Говори дальше.
– Другое дело – восток. Например, языческий Китай…
– Так…
– Беспредельно богатый и преступно неверный, что касается Бога всемогущего. Он изгнал Чингизидов, уже одно это достойно великого и страшного наказания, и он не принял ислам.
– Очень хорошо, – вновь кивнул Тимур.
Да, именно Китай занимал мысли государя! Огромная, богатейшая страна! Сюда однажды пришел Чингисхан, обошел Великую стену и, разорив эту страну, поставил свою династию Юань. Она была свергнута ровно тридцать лет назад. У китайцев была непонятная религия, они не признавали ислам, и уже одно это ставило их в лице Тимура вне закона.
– Да, я готов пойти туда, – признался он.
– Вот видишь, – отпив из чаши, сказал Сайф ад-Дин. – Я прочитал твои мысли.
– Знаешь, – коварно улыбнулся Тимур, – если бы ты не был моим самым верным другом, я приказал бы тебя казнить. Никто не должен уметь читать мои мысли.
– Но ведь я твой лучший друг, государь, – тоже улыбнулся испытанный полководец.
– Это так, – кивнул Тимур, потянулся и сжал искалеченной рукой руку своего командира. – Клянусь Аллахом!
Но судьба все решила иначе. В эти дни к великому эмиру Тимуру прибыли мусульмане из далеких краев Хиндустана и пожаловались на неверных, что причиняют им беспокойства, а то и убивают их.
«Индия! – подумал Тимур. – Еще одна далекая и загадочная страна! К тому же – соседняя Китаю…»
Впрочем, не так уж и далека она была, и не так загадочна. При этом оставаясь очень богатой! Как заметил летописец: «Кундуз, Баглан, Кабул, Газнин и Кандахар, с их областями и округами до границ Индии, Сахибкираном были даны царевичу Пиру Мухаммаду Джахангиру». Иначе говоря, таинственная Индия, с огромным количеством также непонятных и враждебных мусульманам культов, была ближайшим соседом Тимура, потому что Афганистаном и многими землями вокруг него управлял внук Тимура – Пир Мухаммад, сын покойного первенца Джахангира. И на эту Индию жаловались паломники! Поход в Китай мог стать делом всей жизни Тимура, поход в богатую Индию, где жили неверные Аллаху язычники, – только большим военным походом, который сулил много золота и рабов.
Враг нашелся неожиданно быстро, и Тимур стал собираться на войну. Тем более что бросок он должен был совершить со своего плацдарма в Афганистане.
Пока собиралось войско, Тимур объезжал любимый город Самарканд и его окрестности. Мысли по благоустройству буквально одолевали его. Нет, он не был тупым орудием для убийства, абсолютным разрушителем, подобным Чингисхану. Он любил прекрасное и всячески стремился его приумножить. В семи фарсахах от Самарканда по дороге в родной Кеш была гора, с которой сходила снежная вода.
Тимур остановил коня, долго всматривался в гору, в ее склоны, расспросил о горе знающих людей, затем так же долго разглядывал всю округу. Идеи приходили к нему!
Когда все осмыслил и образ будущего рукотворного чуда явился государю, он сказал архитекторам:
– Разбить тут сад, и пусть эта вода с горы питает его. А в саду построить дворец!
И зажужжали, как пчелы, строители. Забегали, как муравьи. Тысячи людей бросились разбивать еще один прекрасный сад. Были вырыты каналы, и снеговая вода с гор побежала именно сюда. И каждый день буквально на глазах рос дворец. Пока собиралось войско, дело было сделано. И сад поднялся, и белокаменный дворец с мозаичными рисунками и синими куполами.
Тимур оглядел его и сказал:
– Я назову его Тахти Карача.
И уже скоро он принимал в этом дворце своего младшего сына Шахруха, который прибыл к нему из Астрабада с подарками. Затем из Герата прибыл внук Сулейманшах и рассказал, как он разрушил ряд вражеских крепостей и подчинил себе всю область. Сулейман тоже прибыл не с пустыми руками: любимый внук, как заметил летописец, «преподнес много подарков в виде пленных рабов и рабынь, животных, тканей и прочего».
И только после этого, в настроении благостном и воинственном одновременно, Тимур выдвинулся из пределов Самарканда. Опять же, как сказал летописец: «В месяце раджаб восьмисотого года – года Барса (март – апрель 1398 года. –