Орджоникидзе

— Гм. Любопытно. Ну, была не была!

Всех их не так много — тридцать пять — сорок человек. Очень разных и по нынешним стремлениям и по прошлой жизни. По политическим взглядам — большевики, меньшевики, эсеры, анархисты, польские, латышские и еврейские националисты. Были люди безнадежно разочарованные, полностью смирившиеся, ничего хорошего уже не ждавшие. Были колеблющиеся, слишком давно вырванные из активной жизни. Теперь, если налетит свежий ветер, искра, прикрытая их нетвердой рукой, может и совсем угаснуть, а может и разгореться славным костром.

В ближайшее воскресенье поплыли челны от Рыбного вниз по быстрой высокой воде. Ссыльные выгребали к левому берегу Ангары. Там, за сплошной стеной тайги, сколько угодно укромных мест, легко затаиться от нежелательного человека, от сотника и его казаков. А мошкару, гнуса, как говорят сибиряки, в летние месяцы всюду приходится терпеть.

Серго нетрудно было заинтересовать своих слушателей. При всем различии их взглядов, при всех непримиримых противоречиях все одинаково жаждали новостей. А новости Серго мог выкладывать со щедростью рождественского Деда Мороза. За новость вполне сходили события хотя бы двухлетней давности — третьеиюньский переворот премьера Столыпина, вся его последующая политика, крест-накрест перечеркнувшая "свободы", высочайше дарованные манифестом 17 октября, и жалкие "основные законы" 1906 года. И уже совсем откровением явилось то немногое, что Серго успел услышать в пересыльных тюрьмах и на этапе о Парижской пятой конференции РСДРП, осудившей, после доклада Ленина, ликвидаторов и отзовистов.[19]

Возможно, сам Владимир Ильич не стал бы переносить в глубь вековой тайги на тайную сходку людей, осужденных на вечное мытарство в приангарской глуши, остроту и непримиримость парижских заседаний. Хотя Ильич терпеть не мог недомолвок и криводушия!

Серго ничего не принимал во внимание. Не хотел или по молодости и особенностям характера не умел? Без околичностей и смягчений Серго объявил, что часть ссыльных хуже, чем ликвидаторы, они политические мертвецы.

— Мертвецов, извините, приходится закапывать. Неумолимый закон!

Если отбросить эмоции и крики оскорбленных, то вся разношерстная колония добивалась от Серго ответа на один разумный вопрос: ты не ликвидатор, не мертвец, самый убежденный большевик, ну и что ты сделал?! Потихоньку убежал из Потоскуя в Мотыгино. Экая важность для России! Смех… Есть у тебя что — выкладывай, душу понапрасну не тревожь!

Вскоре в министерство внутренних дел Российской империи прибыло срочное, совершенно секретное донесение начальника Енисейского губернского жандармского управления. Водворенный в Потоскуй Григорий Орджоникидзе "учредил беспартийный союз политических ссыльных на Ангаре. Хотя союз этот и считается беспартийным, но преобладающий в нем элемент с.-д., и фактически он социал-демократический… Орджоникидзе и его единомышленники насаждают школы агитаторов, пропагандистов и организаторов для того, чтобы по окончании ссылки водворенные возвращались бы на места хорошо подготовленными партийными работниками.

Независимо от изложенного, — писал начальник губернской охранки, — стараниями Орджоникидзе сорганизовалась также небольшая особая группа, которая приняла на себя обязанность устройства побегов политических ссыльных, снабжая последних паспортами, явками и даже деньгами; группа эта приняла название "Бюро помощи ссыльным", причем в г. Красноярске учреждается филиальное отделение этого бюро".

Обеспокоенный министр внутренних дел обратился к коллеге — военному министру. По телеграфу был отдан приказ — безотлагательно снарядить карательную экспедицию в Приангарский край. "Начальнику экспедиции полковнику Комиссарову принять строжайшие меры. Дело особо опасного государственного преступника Григория Константинова Орджоникидзе изъять из общего порядка подсудности и передать на рассмотрение военного суда".

Серго не стал ожидать встречи с облеченным столь высокими полномочиями полковником Комиссаровым. Свои дела Серго вполне благополучно закончил до прибытия карательной экспедиции. Прочел курс лекций по политической экономии, разгромил в бурной дискуссии "теоретика" анархистов Евстратова, носившегося с книгой немецкого философа-идеалиста Макса Штирнера "Единственный и его собственность". И если Маркс и Энгельс в своей "Немецкой философии" назвали Штирнера (псевдоним Каспара Шмидта) идолом мелкой буржуазии, то Серго попросту сказал:

— Носишься, как дурак с писаной торбой, со своим немцем, кричишь: "Я поклоняюсь свободной личности", а в семье, которая из любви к тебе приехала в ссылку, не даешь никому дышать, ведешь себя как последний купец или восточный деспот. Противно с тобой говорить.

Создал Орджоникидзе несколько нелегальных библиотек, положил начало философскому кружку в Рыбном. "Учредил" союз политических ссыльных с районными бюро в важнейших пунктах Приангарья.