Орджоникидзе

Часто бывало, что он привозил из далекого якутского селения больных ребятишек. С каким вниманием, с какой заботой лечил он их! Он сам обмывал их грязные тела, сам делал перевязки, сам кормил.

В доме Кати я узнала, что он ссыльный и зовут его Григорием Константиновичем Орджоникидзе, фамилия была трудная, и мы запросто стали называть его "Грузей", а после — Серго.

Серго с исключительной добросовестностью относился к работе. Амбулаторный прием он начинал рано, часов в шесть утра.

Однажды Серго и фельдшер Слепцов обратились к моей матери с просьбой взять их на пансион и с тех пор стали ежедневно бывать у нас в школе. Длинными зимними вечерами просиживали мы у стола. Тускло светила керосиновая лампа. Наши тени причудливо ползали по стенам. Серго рассказывал о далекой Москве, о Питере, о Кавказе, о русских рабочих и большевистской партии. Грузия вставала в его рассказах как яркая страна вечного солнца.

— Эту страну поработили! — гневно говорил Серго. — Всю Россию! Всю нашу родину!..

Однажды мое начальство предложило мне произвести перепись школьной библиотеки. У меня было два шкафа книг. Вместе с Серго мы взялись за эту работу. Он был очень веселым, жизнерадостным, энергичным. Любая работа спорилась в его руках.

Приближался январь, а вместе с ним и зимние каникулы в школе.

Серго предложил мне:

— Поедемте вместе в Якутск? Я согласилась.

В ясный морозный день, тепло закутанная, я вышла на крыльцо. В кибитке с колокольчиками меня уже ждал Серго.

Путь от Покровского до Якутска прошел весело и незаметно. Серго распевал песни, рассказывал мне о своем детстве.

Поздно вечером мы приехали в Якутск. Это был довольно большой город, почти целиком состоявший из деревянных строений…

В ночь под новый, 1917 год Серго был у товарищей. Под видом праздника там происходило подпольное собрание большевиков".

Серго представил Зину своим друзьям:

Моя невеста!

14

Господин фельдшер, с вас причитается!

Серго недоуменно посмотрел на пристава, неожиданно заявившегося в дальнее стойбище якутов.

— Матушка царица арестовала царя!.. Бросился к вам, хотел обрадовать, увы… Молодая супруга сказала, что вторую неделю разлучена с вами. Дались вам эти якуты…

Орджоникидзе бросился к приставу. Тот на всякий случай немного подался назад и обрушил совсем ошеломляющее:

— Его превосходительство Родзянко что-то очень полез в гору, превзошел…

— Революция? — крикнул Серго.

— Так точно. Поздравляю вас, господин революционер!

Два дня и две ночи Серго не давал покоя вознице якуту. В наслегах и на почтовых станциях меняли лошадей, гнали дальше. Шестидесятиградусный мороз, заносы, темень и снежная пелена — ничто не страшило, не могло задержать.

В Покровском Серго, как был в дохе и тулупе, ворвался в комнату телеграфиста.

А возница бросился к Зинаиде Гавриловне. С порога известил:

— Пельсер совсем стал сумасшедший! Всю дорогу кричал, пел.

— А я действительно был как сумасшедший, — говорил после Серго. — Я все время распевал, кричал. Мне хотелось всех целовать. Я бросался на шею к каждому встречному…

Первый день в Якутске Орджоникидзе провел также суматошно[44] — в беготне, поздравлениях, восторгах. Дел почти не касались и на заседании Комитета общественной безопасности. Тон задал комиссар Временного правительства Григорий Иванович Петровский.[45] Покинув свое председательское место, он подошел к Серго, расцеловал:

— Приветствую тебя, наш верный товарищ! В первые дни переворота тебя не было с нами. На наши телеграммы ты не отвечал. Мы поняли, что ты объезжаешь больных в далеких улусах кочевых якутов. Ты всегда находил возможность быть нужным людям. Ты будил надежды и вселял уверенность. Все фракции нашего комитета свидетельствуют тебе свое уважение. Ты заочно избран товарищем председателя комитета.

Обязанностей появилось множество: член Якутского комитета РСДРП (большевиков), член президиума Совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, член революционного суда. И фельдшер в больнице на городской окраине! "Я так утомлен, что еле вожу пером", — обмолвился как-то Серго в письме к Зинаиде Гавриловне.

Вначале Серго очень обиделся на то, что Зина отказалась вместе с ним уехать в Якутск. Потом признал: верно, единственная учительница не имеет права бросить школу на произвол, тем более накануне весенних экзаменов. Жили покуда врозь.

Серго довольствовался комнаткой при больнице, настолько маленькой, что с трудом поместились железная койка, стол и табуретка. Все-таки в один из приездов Зина попыталась создать мало-мальский уют. Чисто выбелила комнатку мужа, повесила на окошко кружевную занавеску собственной работы.

— Зачем смущаешь мою душу? Революция еще только начинается.

Все политические с мучительным нетерпением рвались в родные места. Кто стремился в гущу событий, понимая, что падение царизма далеко не синоним социалистической революции. Ее еще надо организовать, за нее еще предстоит крепко бороться. Другие принимали февральский штурм за заключительный аккорд и побаивались, чтобы их не обделили славой. Третьи просто хотели на покой.