Орджоникидзе

Среди встречавших был и двоюродный брат самого близкого и любимого друга Серго Самуила Буачидзе — Моисей Захарович. В его доме в Белогорах Самуил и Серго не раз устраивали тайные сходки крестьян и железнодорожных рабочих, бурные дискуссии с меньшевиками и социал-федералистами, заседания штаба боевой дружины. У Моисея в тайниках, вырытых в подвале дома и на кукурузнике, хранилось оружие, прокламации.

После падения Квирильско-Белогорской республики, созданной Самуилом — тогда его уже больше знали под именем товарища Ноя, — каратели жестоко избили Моисея Буачидзе. Дом его и все вещи сожгли дотла, большую семью пустили по миру. Кое-как став на ноги, Моисей Захарович вновь давал приют и оказывал всяческую помощь революционерам, снова делился с ними последним.

— Где наш Самуил? — немедля спросил Серго. Поспешил добавить: — Последнее, что знаю, с мандатом Ленина он отправился на Северный Кавказ. Я его не застал в Петрограде.

— Ив Белогорах тоже… — продолжил Моисеи Захарович. — Самуил приезжал в прошлом месяце. Четыре или пять дней оставался у своих стариков.

Ездил в Горешу, искал твоих родственников, расспрашивал, нет ли вестей о тебе.

Тогда же Серго познакомился со старшим сыном Моисея Захаровича — Теймуразом (домашние чаще его называли Сосо) и с братьями Самуила — Константином и Андреем.[58]

Отдых в Гореше закончился скорее, чем надеялся Серго. Среди ночи нарочный из Белогор доставил депешу. Центральный Комитет партии вызывал в Петроград.

Зина осталась пока в Гореше. Первое коротенькое письмо от Серго было из Армавира:

"Едем, но страшная теснота. Чувствую себя не очень важно, хотя я совершенно здоров. Как только доберусь, немедленно переведу деньги, и ты сразу выезжай".

Второе письмо из Курска:

"Завтра утром буду в Москве, послезавтра — в Питере и приступаю к делу… Сегодня я в ударе: целый день громил в вагоне одного меньшевика. Наглец тыкал мне в нос "Известия ЦИК" (официальный орган заседающих в Центральном Исполкоме меньшевиков и эсеров), кричал: "Извольте прочесть, что пишут благоразумные и умеренные социалисты", Я прочел этот "глас вопиющего":

"Поспешим, друзья мои, закончить революцию: кто делает революцию слишком долго, тот не пользуется ее плодами"… Что ж, учтем? Чувствую себя превосходно. Умылся в первый раз после Кутаиса".

Лишь к вечеру двадцать четвертого октября поезд дотащился до Петрограда. Серго прямо с вокзала направился в Смольный.

Жалобно дребезжа, переполненный трамвай, облепленный снаружи штатскими и военными, пересекал город со скоростью старинной тифлисской конки.: В юношеские годы Серго любил купить билет за пятачок, усесться в открытом вагончике — ехать и высматривать приятелей. Захотелось — сошел, пошутил, посмеялся с парнями, потом назад в конку. Еще большим шиком было спрыгнуть с вагончика у винного погребка, выпить стакан кахетинского и опять занять свое место в конке.

Одна существенная разница. В тифлисской конке всегда было весело и свободно, а сейчас в петроградском трамвае — не протиснуться. Синий, прокуренный, спертый воздух насыщен тревогой, подозрениями, скандалами.

После частых огней Невского, запруженного взбудораженными людьми, Литейный и особенно Суворовский проспект показались Серго черными провалами. Редкие прохожие торопились юркнуть в подъезд, укрыться в подворотне. Только в скверах и на площадях вокруг огромных костров толпились бородатые солдаты в серых папахах.

Костры пылали и на последней остановке трамвая у дымчато-голубых куполов Смольного монастыря. Рубиновый отблеск огня и яркие лучи граненых зеркал прожекторов высветливали наведенные на город стволы полевых пушек, пулеметы с аккуратно заправленными лентами, двуколки со снарядами и походные кухни у белой колоннады Смольнинского института благородных девиц. Само здание, бессонное и многолюдное, хорошо было освещено изнутри.

Три или четыре часа назад, как только до полной черноты сгустились сумерки, также трамваем до угла Боткинской улицы доехал Ленин. Дальше пешком через мост и по набережной Невы — в Смольный. Горели костры, дымили факелы. Вооруженный народ, серый от шинелей и черный от блуз и кацавеек, приготовился.

"Нельзя ждать!! Можно потерять все!! — несколькими часами раньше торопил Ленин членов Центрального Комитета партии…