— Какая песня была её любимой? — спросил Лео, сворачивая на полевую дорогу.
— Девятая, — ответила я, зная список песен альбома
— Классная песня, — сказал он, постукивая рукой по рулю в такт музыке. Я тоже постукивала и одновременно пыталась не вывалиться из джипа, когда мы входили в еще один крутой поворот. Я поймала Лео за подсматриванием, и на его лице появилась широченная улыбка. Солнце уже садилось, его большой красный диск освещал верхушки кукурузы, и всю собственность Лео, о масштабах которой я и не догадывалась. Здесь, всходили стебли кукурузы, чуть дальше развивалась на ветру пшеница, ещё дальше… что это такое?
— Это рожь.
— Как в хлебе?
— Как в траве — райграсс. Хороша в качестве озимой покровной культуры или корма для домашнего скота, чем это поле в итоге и стало. Я собираю его в стога в конце сезона и продаю нескольким молочным фермам поблизости.
— Например, Оскару с соседней фермы?
— Кто-то внимательно меня слушал, — поддразнил он, и прежде чем я успела поддразнить его в ответ, он сделал еще один безумный поворот, и мы внезапно направились в лес.
— Куда, черт возьми, мы едем?
Он указал прямо на дорогу.
— Туда.
Я фыркнула.
— Ощущения очень сказочные… мы в лесу и все такое. Ты же не отведешь меня к домику из конфет и попытаешься съесть меня, да?
— Не сегодня, — сказал Лео, искоса поглядывая на меня.
Я сделала тоже самое.
— Ну, разве это не очень-очень плохо, — сказала я, сохраняя свой голос низким. И вот просто так, он затормозил. — Я пошутила! Только не делай со мной того, что мы видели в «
— Расслабься. Мы на месте.
— Где? — Мы были в части леса, которая ничем не отличалась от той, через которую только что проезжали.
Лео вышел из машины, обошёл её, приблизился ко мне и потянулся, чтобы отстегнуть ремень безопасности. Когда он это сделал, его рука коснулась внешней стороны моего бедра, и я резко вдохнула. Он повернулся прямо на мой звук, его взгляд был понимающим. Я нахмурила брови, пытаясь замаскировать свою реакцию. Но его рука на моем бедре.
— Так, где мы? — повторила я.
— Вылезай, Сладкая Горошинка, — сказал он, взяв меня за руку и вытягивая из двери без двери. Как только я выбралась, он отпустил мою руку, но я все равно чувствовала ее, как фантомную хватку, и восторг, который появился на моих щеках из-за того, что он назвал меня «Сладкой Горошинкой». Ох, что это такое только что было!
Он повёл меня по едва различимой тропинке через лес. Мы прошли, может, метров тридцать, когда он резко остановился, и я чуть не врезалась в его спину. Оправившись, я обошла его.
— На что смотришь? — прошептала я.
— Почему ты шепчешь? — переспросил он.
— Не знаю, — ответила я, все еще шепотом. — И ты не ответил на мой вопрос.
— Посмотри, вон туда, за то большое дерево. — Он указывал на дерево, которое по всей видимости скрывало что-то такое, что, предположительно, я должна была узреть.
— Лео, мне не очень приятно тебе об этом говорить, но иногда мне нужно всё объяснять на пальцах. Я понимаю, что должна что-то видеть, но по правде говоря, я ничего не вижу.
Он притянул меня к своей груди, я упёрлась в неё спиной, и склонился, его подбородок практически лежал на моём плече. Одной рукой он указал мне направление, куда мне нужно было смотреть, другой же, лежащей на бёдрах, задал нужную мне позицию. А затем пробормотал в мое ухо.
— Теперь видишь?
И наконец я увидела. После того, как урезонила бабочек в животе, возникших от ощущения Лео стоявшего так близко за моей спиной, я увидела развалины старого дома на обваливающемся фундаменте. Деревья проросли сквозь старые стены. Второй этаж уже очень давно обвалился по центру. Дымоход из рваного камня опасно накренился и практически приткнулся о дальнюю стену. Мы всё это видели, потому как лицевая стена была полностью разрушена.
— Ух ты, — выдохнула я.
— Знаешь, что растёт вокруг дома? — спросил он прямо в мое ухо.
Сжальтесь. Мне нравилось ощущение его позади меня. Я могла бы очень быстро к этому привыкнуть.
— Нет…
— Твои ореховые деревья. — Он подтолкнул меня вперед по тропинке, его рука передвинулась с моего бедра на поясницу. — Когда появились деревья — раньше, или после того, как дом стал заброшенным — не имею представления.