Орехи

Он не ответил на мой вопрос, поэтому я, наконец, взглянула на него, взметнув брови вверх. В его лице читалась осторожность, и капелька чего… надежды? Я собралась с духом.

— Я хочу с тобой поговорить, — наконец ответил он, наблюдая, как я сняла фольгу с отдыхавшего стейка.

Я взяла острый нож и стала резать стейк.

— Ну так говори. — Я выложила стейк на блюдо и сбрызнула его приготовленной заправкой и лимонным соком. Ни за что теперь я первой не начну. Я рта не раскрою, пока не узнаю, что ещё он мог скрывать.

И тут он заговорил:

— Ты сегодня так быстро сбежала из моего дома, что у меня не было возможности…

— Я в городе уже несколько недель, Лео, недель! И ты не удосужился упомянуть о том, что у тебя есть дочь?! — Я запихнула в рот кусочек стейка и стала яростно его жевать. — Например, вот так: «эй, Рокси, тебе нравится эта клубника — моя дочь тоже её любит». Или вот так: «Спасибо, что показала мне этот небольшой залив, нужно будет как-нибудь привести сюда Полли». Или вот: «Эй, Рокси, до того, как я затрахаю тебя до смерти, я бы хотел упомянуть, что у меня есть секрет: я — отец».

Я так сильно рубанула ножом по стейку, что половина его полетела на пол, а вторая с блюда упала на столешницу. Я подняла взгляд на Лео, по выражению его лица можно было сказать, что он только что получил пощёчину.

— Ты же шутишь надо мной, верно? — спросил он мягким голосом.

Я врезалась ножом в оставшийся кусок стейка и двигала им взад и вперед, мстя мясу.

— Не знаю, что в моей речи может быть шуткой, Лео. Ты мне врал.

— Я тебе никогда не врал.

— Хочешь поговорить о семантике? Полуправда тоже является ложным высказыванием. — Я отрезала огромный кусок мяса и запихнула его в рот.

Лео провёл руками по лицу, будто не мог поверить в реальность происходящего.

— Ты, что, правда, только, что обвинила меня в том, что я, как Билл Клинтон, сыплю полуправдами?

— Называй, как хочешь. Но мы оба знаем, что твой выбор пал не говорить мне о дочери, а там, откуда я родом… — я сделала паузу, чтобы проглотить, — значит, ты — лжец.

— А там, откуда я, никто не посчитал бы меня лжецом. Просто я очень осторожен в выборе тех, кому довериться, когда дело заходит о моей семье, — абсолютно спокойно ответил он, скрестил руки на груди и облокотился на кухонную столешницу. Прежде чем я осыпала его новым градом упрёков, Лео пронзил меня взглядом. — И мы с тобой с самого начала прояснили: ты не хотела иметь со мной ничего общего по окончанию этого лета.

— Я не… это не… это звучит, будто… — я сбивчиво пыталась выразиться.

— Всё верно, это звучит именно так, — уверил Лео.

— Ты сам согласился! Я тебя спросила, и ты согласился. Мы оба в это вступили, и оба знали, во что ввязываемся. Разве мы плохо проводили время? — огрызнулась я, с силой задвинув стул на место и метнув тарелку в раковину. — Вот именно по этой причине, я не вовлекаю чувства.

Теперь я внимательно рассматривала содержимое раковины, а в комнате воцарилась тишина, нарушаемая лишь капанием воды из старого крана. Затем послышался звук шагов, и волосы у меня на затылке встали дыбом. Потому что Лео теперь стоял позади меня, моя кожа-предательница знала достаточно, чтобы затрепетать.

— В тот вечер, когда ты готовила для меня ужин со свёклой, помнишь, что ты мне сказала? — спросил Лео низким голосом, его губы были в каких-то сантиметрах от моего ушка.

— Я много чего тебе говорила. — Я держалась, как могла, чтобы воспрепятствовать, ставшему уже само разумеющемуся движению: прогнуться в спине, прижаться затылком к его надёжной и сильной груди.

— Ты сказала, что любить — сложно, больно и эмоционально затратно.

Я вздрогнула, услышав мои слова, теперь обращённые в мою сторону. Лео продолжил:

— Помнишь ту ночь, когда я впервые взял тебя прямо на пороге твоего дома?

Я так быстро об этом вспомнила, что даже не успела сдержать сорвавшийся с губ стон. Лео, красивый и сильный, входит в меня, смотрит на меня, будто с изумлением. Я кивнула, прикусив губу, чтобы сдержать ещё один, готовый вырваться, стон.

Лео поставил руки на столешницу по обе стороны от меня. Его тепло окутало меня.

— Я сказал тебе, что у меня давно этого не было.

Я это помнила. Тот наш первый раз был неистовым, сумасшедшим, невероятным. Второй же раз мы занимались сексом уже в доме наверху, медленно, с толком и расстановкой, ещё более невероятно. Я снова кивнула, интересно, к чему он клонит.

— Моей дочке семь лет, — прошептал он, губами почти касаясь моего ушка.

Я нахмурилась. И как эти события связаны между собой? Это же не значит, что… ой. Наконец поняв, что он хочет мне сказать, я развернулась в его руках, всё ещё сбитая с толку, но кое-что уже стало проясняться.

— Ты хочешь сказать, что у тебя не было… с рождения… ты серьёзно? — спросила я, мои руки покоились на его груди, я смотрела ему прямо в глаза. — Но это же… ты такой… Это же преступление!

— Преступление? — переспросил он, уголок его губ приподнялся на самую малость.

Чтобы подчеркнуть вышесказанное, я шлёпнула его по груди.

— Ты вообще себя в зеркало видел? Более того, ты себя в этом деле видел?