«Ореховские» круче «Сицилийских». История московских организованных преступных сообществ

Пылев вызывал к себе на беседы кого-нибудь и требовал расправиться с соратником, при этом он долго объяснял, почему почетную обязанность доверяет именно ему. А потом вдруг резко менял решение и перепоручал дело другому исполнителю. Этот «другой» радостно выполнял задание и также радостно докладывал, не догадываясь, что уже он сам на очереди и вчерашний его корефан с нетерпением ждет приказа…

Подозрение, недоверие, жестокость насаждались Пылевыми в преступном коллективе. Поощрялось доносительство, но донести еще не означало заслужить уважение у лидеров. Сегодня донес ты, тебе поручили расправу, а завтра пуля или удавка будут ждать уже тебя там, где, казалось бы, и не должно быть подвоха!

На следствии у пылевцев спрашивали: «Вы ведь «быки», почему терпели и не расправились с Пылевым? Видели все и знали, что мало кому удастся спастись из ловушки, которую они для вас расставили».

Ответ таков: «Мы были под гипнозом ужаса. Каждый боялся соседа и не знал, что у него на уме: если бы начали договариваться, где гарантия, что через пять минут не донесут Олегу или Андрею?

То есть возможность заговора или предательства в группе была исключена по той же жесткой системе, что использовали крестные доны в итальянской мафии по Пьюзо. А еще говорят, что Россия теперь не читающая страна!

Вот только одна загогулина оказалась для Пылевых гибельной — начитанные люди работают сегодня ещё и в МУРе. И науку Коза Ностра умело используют в работе по схемам как «от преступления к человеку», так и от «человека к преступлению». Жизнь постоянно вносит коррективы в оперативную практику. В том числе и из литературы.

Ликвидация орехово-борисовской группировки — классика сыска

Пьяные законы

Еще лет тридцать назад ликвидация бандитского подполья не требовала специальной теории. Законы были на стороне государства и их применителей. Достаточно было провести необходимые оперативно-следственные действия с установлением лиц в банде, выявлением фактов преступления и подготовки к задержанию, и группа правонарушителей прямиком отправлялась на нары. Свидетели запросто называли своих обидчиков в зале суда, а суд, состоящий из судьи и двух квалифицированных заседателей, выносил справедливый и суровый приговор по действующему тогда законодательству.

В таких условиях легко было работать Жегловым и даже Шараповым. Эти мифологические сыщики, привыкшие к прямым действиям в борьбе с противником, всегда оставались правы в своих решениях. Они представляли власть и служили государству.

И бандитская поросль уважала их, вводила в степень превосходства и принимала их работу за справедливость по меркам блатного устава.

Опер, не нарушавший правил честной игры с задержанным, был почитаем и авторитетен. Суд уже вынес приговор, а к нему из мест заключения продолжали все еще обращаться, как к душеприказчику, мятущиеся в сомнениях, заблудшие и погрязшие в земных грехах отступники от закона.

К сожалению, те времена канули в Лету, и опытные сотрудники розыска вспоминают о них как о празднике права.

Теперь все не так. Новое время вывернуло право наизнанку, и законы зашатались, как пьяные. Они не признают больше прав потерпевших, а свою государственную мощь они направили на охрану самих нарушителей. Жертвы теперь всегда виноваты в том, что они жертвы, а их обидчики по любому выходят сухими из воды.

Такого безумия не мог себе представить даже поборник справедливости чистоплюй Шарапов.

Что касается Жеглова с его прямотой и ненавистью к уголовной мрази, сегодня он стал бы клиентом службы собственной безопасности при первой благородной провокации против Кирпича.

И все-таки милиция работала. Никто не пожелает в этом признаться, но поневоле изменилась вместе с законами ее практика добычи улик. То, что раньше называлось недозволенными методами, сейчас стало, может быть, единственной возможностью справедливого наказания убийцы. Доказательства, полученные в процессе оперативно-розыскных разработок, для суда сегодня не убедительны. Адвокат всегда найдет правовую основу, чтобы опровергнуть их «законность», а подученный им подследственный будет молчать, как партизан, отказываясь сотрудничать со следствием. Адвокат внушил ему: нет трупа — не будет и наказания.

Право на молчание дано самой Конституцией, 51-й статьей. Время идет, следствие ограничено жестким сроком, нагло ухмыляющийся убийца считает дни до своего освобождения. Как быть? Затрачено столько сил, в глазах потерпевших светится надежда, и следователь чисто по-человечески не может не сочувствовать горю защищаемых им людей.

И тогда в камеру к бандиту подселяется «квадратный шкаф», чье кулачное право не менее обескураживает, чем новые законы России.

И уже на следующий день после знакомства с соседом по камере убийца, захлебываясь слюной, сам просит отвезти его на место, где он зарыл убиенного, а адвокат, проклиная размазню, разводит руками в зале суда. Сроки следствия выдержаны, наказание назначено, справедливость восторжествовала.