«Ореховские» шутить не любят

Вот и Ивлев такой. И хотелось порой сказать полковнику Махову жалеючи, что не стоит так надрываться, забывать о себе, о жене, да язык не поворачивался. Нельзя. Потому что на таких фанатиках и держится розыск. Жалел Ивлева, хотелось как-то помочь. И когда в отделе встал вопрос о назначении заместителя начальника по оперативной части, полковник поставил на эту должность капитана Ивлева, чтобы дать ему возможность служебного продвижения в случае своей отставки.

– Достойная замена будет, – говорил он про капитана Ивлева.

Некоторые в отделе стали коситься на Ивлева, за глаза называя его подхалимом. Но капитан в этом грехе был не замаран. Да только не станешь каждому объяснять.

Когда Ивлев без стука вошел в кабинет полковника Махова, тот недовольно поднял седые брови. Из-под бровей сверкнул грозный взгляд, но, увидев своего зама, Махов подобрел.

– Ну, что у нас по банкиру, Алексей Иванович? Мне вчера звонили из совета директоров Центробанка, интересовались. Волнуются денежные чиновники, – сказал Махов, жестом руки предлагая Ивлеву сесть.

Махов был человеком не трусливым и не любил нажима сверху. Но и особенных возражений вышестоящим себе не позволял. Жизнь научила его многому. «Так спокойней», – считал он и всегда учил своих подчиненных золотому правилу – не связываться, не перечить начальству.

– Плетью обуха не перешибешь, – поучительно говорил он.

Ивлев прошел к столу, сел на мягкий стул, положил перед собой на полированную поверхность стола папку с рапортом.

– Кое-что есть, Константин Сергеевич. Но пока об успехах говорить рано, – сказал Ивлев. За годы работы в угро капитан Ивлев приобрел привычку не распространяться по уголовным делам до их полного завершения.

Излишние, а тем более ненужные разговоры запросто могли помешать, а еще хуже – навредить.

Махов к подобным вещам относился с пониманием, сам придерживался такой точки зрения. Потому что знал – капитан Ивлев оперативник хороший. Сразу от него многого не требуй, и все получится как надо.

Услышав такой ответ капитана, Махов понимающе кивнул.

– Правильно. И журналистам так отвечай. Целыми днями у ворот крутятся, информацию просят. Бондыря хорошо знали. У всех на виду был. Человек общительный, со связями. Многих политиков поддерживал материально. В совет директоров входил. Слышал, что он с самим премьером поддерживал приятельские отношения. Когда-то тоже, видишь ли, работал в Министерстве иностранных дел. Одно лишнее слово – и неприятностей не оберешься. Ты, Алеша, поднажми с этим делом. Все другое отложи, а этим займись. Наш генерал меня уже тоже терзать начинает. Я, конечно, знаю, что ему ответить, но сам видишь, какое нынче время. Кому-то все с рук сходит, а кому-то…

– Я все понимаю, Константин Сергеевич.

– Тогда хорошо. Давай, Алеша. А то ведь нам с тобой в первую очередь не поздоровится.

С этим вопросом было покончено, и Ивлев положил перед Маховым приготовленный рапорт.

Не задавая лишних вопросов, полковник взял исписанный лист и стал читать.

– Так. Ладно, – сказал он несколько угрожающим тоном, когда прочитал рапорт. – Я дам указание поставить твой телефон на прослушивание. Надо будет им потом припечатать угрозу с целью повлиять на следствие. Запишем голос. Все сделаем как надо. Я не думаю, что это шутка. А по Орехову-Зуеву ничего не получится. Номера ты не запомнил. Свидетелей нет. Сам понимаешь, доказать не удастся. Все очень даже подозрительно. – Махов сидел и задумчиво смотрел на карту Московской области. – Знакомый городишко.

Ивлев посмотрел на полковника с явным интересом. Откуда полковник Махов мог знать какой-то провинциальный город на самой окраине Московской области?

– Были дела по ореховской шпане. Одно время весь сброд криминала там оседал. Сто первый километр, слышал?

– А как же! Место известное, – кивнул Ивлев.

– Еще как известное. Было время, из Москвы всех рецидивистов туда выселяли. Тоже мне, Сибирь-матушка! Для бешеной собаки семь верст не крюк. Они оттуда прямиком сюда, в Москву. Приедут, наворочают дел – и отсиживаться в эти самые Петушки.

– Знаменитые цыганские дела? – позволил себе Ивлев перебить полковника.

– И не только. Мне тогда раз десять приходилось выезжать в эти Петушки и Орехово-Зуево. – Полковник предался приятным воспоминаниям, отразившимся на его лице. Лицо словно бы засветилось, а глаза заблестели. И будто бы годами стал полковник моложе.

– Срок тогда все получили большой, а сейчас уже небось все на свободе. Молодняк уму-разуму учат. Криминальная среда живуча, – продолжал Махов.

– Да. – Ивлев был вынужден согласиться с ним, не найдя доводов для возражения. – Тюрьма для них дом родной.