– Точно, – теперь уже согласился и Махов. – Я бы еще дополнил: не только дом, но и школа. Туда попадает сопливый, неустоявшийся новичок, а обратно выходит хорошо подготовленный преступник. Моя бы воля, делал бы тюрьмы с одиночными камерами. Пусть будет камера маленькая, но чтобы изолированная. Чтобы опытные преступники не могли оказать влияния на молодежь. А всех рецидивистов во Владимирскую. Пусть там поскучают, и срок побольше. Знаешь, чует мое сердце: тот, кого ты ищешь, имеет какое-то отношение к Орехову.
– Я тоже так думаю. Но объяснений пока не нахожу, – сказал Ивлев, испытывая в душе приятное чувство оттого, что его рассуждения целиком совпадают с мнением полковника.
– Только ведь, Алеша, мои чувства и твои мысли к делу не пришьешь, не приобщишь. Судье потребуются доказательства. Поэтому надо поработать как следует. Все подвести к конечному результату. Пока ты не вел дело по убийству банкира, угроз не поступало?
– Ни разу. Что и удивительно. А тут в Орехове на меня пытаются совершить наезд! И почти в это самое время, с интервалом в каких-то двенадцать минут, звонят на квартиру с угрозами. Я узнал на АТС – звонок был московский. Не могли же они за такое короткое время переместиться из Орехова-Зуева в Москву?
– Что за вопрос? – сказал Махов как будто бы с удивлением.
– Ну вот. Получается какой-то ребус, который предстоит разгадать. – Говоря так, Ивлев подумал о том, сколько потребуется ему времени для разгадки этого ребуса. Ведь говорить всегда легко, но на деле все оказывается по-другому.
Преступник затаился где-то. Но где? Капитан Ивлев не знал. Он не знал ни его фамилию, ни имя, ни кличку, ни адрес. Зато преступник знал номер его домашнего телефона, а стало быть, ему не составит труда узнать и адрес.
Когда-то Ивлев услышал от одного уголовника фразу: «Милиционер на конце ножа». Сейчас вспомнил ее и подумал, что теперь она как нельзя лучше подходит и к нему. А как назвать иначе ситуацию, когда они его знают, а он их – нет?
И выход из такого положения Ивлев видел только в том, чтобы как можно скорей найти преступника, не давать ему инициативы.
– Ну как, сегодня никто не звонил? – первым делом спросил Ивлев у жены, как только вернулся домой.
Наташе это показалось странным. Муж говорил, что это была нехорошая шутка. Но почему же он тогда придает ей такое значение? Однако Наташа решила свои мысли не выдавать мужу.
До прихода Ивлева Наташа копошилась на кухне. Услышав, как муж отпер своим ключом дверь, вышла в прихожую. Выглядела она грациозно в коротком платьице, прикрытом спереди фартуком.
Ивлев посмотрел на ее красивые стройные ноги взглядом ненасытного любовника. Больше всего его возбуждали длинные стройные женские ножки. И на этот раз он облизнулся.
– Наташка, ты соблазнительная. Мужики, наверное, в магазине балдеют от одного взгляда на тебя. А если бы со мной увязался Квасов? Он меня сейчас подвозил и опять напрашивался на кофе. Видать, по тебе соскучился. – Его слова прозвучали несколько упрекающе. Но Ивлев ничего не мог с собой поделать. Опять взыграла ревность.
Наташа улыбнулась, обняла Ивлева, прижавшись к нему упругой грудью. От нее необыкновенно пахло французскими духами, которые ему очень нравились.
– Наташка, ты меня соблазняешь.
Она поцеловала его в губы и потом, когда долгий поцелуй закончился, сказала:
– Я ждала тебя, капитан Ивлев, и испекла вкусный пирог. Раздевайся скорей и мой руки. А кофе мы будем пить только вдвоем с тобой. И никакие Квасовы или Петровы нам не нужны.
Это подействовало успокаивающе.
«Какая у меня хорошая жена, – думал капитан Ивлев. – Ласковая. Заботливая». Другую на ее месте он даже не мог представить.
Ивлев обнял жену, но она ловко вывернулась из его рук и пошла на кухню. Он не удержался, легонько хлопнул ее ладонью по упругой, круглой попке.
Наташа нарочно закапризничала и, чтобы подразнить мужа, сказала:
– Одерни сейчас же, а то никто любить не будет.
– И не надо. Я никому не позволю любить мою жену. Вот еще! Кто-то должен тебя любить. Смотри у меня, – погрозил он пальцем.
Но Наташа не унималась.
– Ивлев, ты настоящий ханжа. – Она смеялась. Такой веселой он ее давно не видел.
– Ты чего такая?
– Какая? – Она играла на его мужском самолюбии. Знала, какой он ревнивый. «Любить сильней будет», – думала она.
– Сейчас вымою руки и покажу, как я люблю свою жену.
– Ой-ой-ой! – Она его дразнила, хитро прищуриваясь и цокая языком. – А как же мой пирог?
– Пирог мы будем есть потом. Надеюсь, он не подгорит?
– Ничего страшного, я его выключу. Он уже испекся. – Она опустила и тут же подняла свои бархатные ресницы. Ее колдовские, обворожительные глаза светились ярче, чем лампочка под абажуром.
– Наташка, я по тебе соскучился, – признался Ивлев, взял ее за руку, притянул к себе, легонько укусил за мочку уха.
Она мелко вздрагивала, то опуская глаза вниз, то поднимая на него. Эта наигранная скромность, которую она изображала глазами, приводила Ивлева в возбуждение.
– Я тоже. С самого утра. Леш, скорей бы выходной. Чтобы целый день побыть вместе. – Она обняла его, прижалась губами к его губам.