– Т-с-с. Присаживайся. Съешь что-нибудь. Ингрид? – выговор Дженет был куда более британским, чем когда я последний раз его слышала. Менее… Сопредельным.
Ингрид нехотя подвинула мне кусок маслянистого пирога, завернутый в пергамент. На вкус он походил на мокрый песок, но от него мне все же стало лучше.
– Как вы сюда попали? – спросила я, когда наконец смогла снова говорить.
Дженет запустила пальцы себе за воротник и достала плоский мешочек на веревочке – старушки берут похожие нагрудные кошельки с собой, отправляясь в отпуск в большие города. Да, собственно, они с Ингрид и были такими старушками. Но из кошелька Дженет вытащила не пачку дорожных чеков, а плоскую твердую книжечку.
Обложка у нее была зеленая, с золотым тиснением.
Так широко я не улыбалась уже несколько месяцев.
– Еще больше дверей. Вы нашли их.
– Я работала над этим не одна, – скромно сказала Дженет. – В самом конце разные группы беженцев начали смешиваться. Некоторые знали уловки, которые мне не были известны – от правильной работы с источниками зависит больше, чем ты думаешь.
– В самом конце? Конце чего?
Она вытащила паспорт у меня из рук, убрала его обратно и заправила кошелек под одежду.
– В общих чертах, дела в Сопределье в последнее время шли не особо стабильно. Боюсь, мы ненамеренно запустили некую тенденцию. Одна разорванная история влечет за собой другую – ты была не единственной обреченной принцессой, мечтавшей о хорошем конце.
– Погодите. Я была обречена? Чем должна была кончиться моя история? Я ведь так и не узнала.
– Думаю, лучше тебе и не знать. Не хочу породить самоисполняющееся пророчество или вроде того. Короче, тот мир сильно подкосило уничтожение историй, на которых он держался. Он начал несколько… сбоить.
– Я чуть не провалилась сквозь тонкое место, – вставила реплику Ингрид.
– Верно, – подтвердила Дженет. – Она по колени ушла в землю, и под ногами у нее не было ничего, кроме черных звезд, а чертова история пыталась заплести отверстие и выталкивала ее из мира. Но нам удалось ее вытащить, а значит, все стало хорошо, верно, Ингрид?
Выражение лица Ингрид говорило, что хорошо стало далеко не все.
– А Финч – он вернулся вместе с вами?
Черты Дженет смягчились.
– Нет. У этого юноши в планах еще много неисследованных миров. Мы не всегда рождаемся в подходящем нам мире, ведь так?
Я даже не представляла, насколько отчаянно хочу снова увидеть Финча, пока не узнала – во второй раз в своей жизни, – что больше его никогда не увижу.
– Я не знаю, кто я такая без этого, – неожиданно для себя выпалила я. Словно поделилась постыдной тайной.
– Без Сопределья? Но ты вроде бы не стремилась обратно?
– Нет. Безо
– А-а. Ну что же, ты не первый бывший персонаж, испытывающий подобные чувства. Похоже, будто половину тебя высосали сквозь соломинку?
Да. Именно так. Иначе не скажешь.
– И что же мне делать? – отчаянно спросила я.
Дженет погладила меня по щеке, а потом что-то написала для меня на уголке салфетки. Адрес, дату и время.
Вот так я попала в пахнущий индийскими благовониями кабинет психотерапевта на Двадцать шестой улице. Самого доктора не было – она начинала работать с полудня, а сейчас было только десять утра, к тому же воскресенье. Несмотря на это, кабинет наполовину заполняли посетители, причем все как на подбор – с яркими, запоминающимися лицами. Жестокие черты, и милые, нежные… Безумные глаза Мэнсона, кроваво-красные рты, потрескавшиеся, искусанные в кровь губы. У двух третей присутствующих на коже виднелись нашлепки никотинового пластыря, почти у всех были татуировки. Памятные татуировки – кусочек Сопредельной флоры, кинжал, капли слез, чаша. Или дверь.
У каждого из нас была некая пустота в глазах. Вакуум, жаждущий быть наполненным. Здесь присутствовали и чистокровные люди – беженцы, слишком долго прожившие в Сопределье и теперь не знающие, куда себя девать на Земле, – но большинство все же составляли бывшие персонажи. Когда их мир – наш мир – развалился, они пришли сюда.