Беженцы из Сопредельных земель собирались в кабинете психотерапевта раз в неделю. Мы пили кофе. Улаживали конфликты. Для большинства это была последняя остановка перед тюрьмой или спецучреждением. Самые жестокие – вроде Верескового короля – уже покинули наш круг. Они сливались с толпой, прячась там, где могли принести максимальный вред, или быстро погибали. Когда умирает целый мир, он это делает не без судорог. Я и в этом обществе чувствовала себя чужой, но так было со всеми нами. В этой жизни мне часто приходилось сидеть за обеденным столом в неподходящей компании, так что я хорошо знала это чувство. Каждый из нас был отдельным островом, и вместе мы составляли очень неоднородный архипелаг.
На работе я раскладывала по полкам упаковки орешков, растворимых хлопьев и сахарной пудры, а по ночам старалась до утра оставаться в собственной постели. Я продолжала читать – это помогало мне замостить трещины и расщелины собственной памяти, – и позволяла Элле зачесывать мне в волосы хну. По воскресеньям я пила скверный кофе и слушала истории беженцев, и моя пустота постепенно начинала заполняться. Воспоминания становились все более плотными. Я опирала на них леса, чтобы выстроить свою реальную жизнь.
С одной девушкой, чья прошлая сказка была настолько темной, что социопатия еще казалась легчайшим из возможных последствий, мы заключили пакт. Мы решили пойти в школу. Она – впервые, а я – после долгого перерыва. К тому времени в нашей группе появился человек, который выправлял поддельные документы для всех нуждающихся. Моя подруга выбрала имя Снежана – имя корнями из ее сказки, мне так и не удалось ее от этого отговорить, – и простую человеческую фамилию. Я остановилась на Алисе Прозерпине и передвинула свой день рожденья на два года назад. Мне должно было быть семнадцать по документам.
Двери в Сопредельные земли закрылись, тот мир погас. Лед покинул меня. Мир Пряхи отпустил на волю и Финча. Ночью, когда я не могла заснуть, я представляла его странствующим сквозь звездные вселенные, сквозь пыльные двери, по странным мирам, которые он мог пересыпать в горстях, как кофейные зерна.
Иногда после такой беспокойной ночи я просыпаюсь совсем рано, одурманенная темными снами. Я встаю и проверяю свое отражение в зеркале. А потом, пока Элла еще спит, я надеваю темные очки и иду гулять. Пью обжигающий чай, катаюсь на пароме, согреваю руки дыханием. Когда же я снова возвращаюсь домой, у меня безупречно карие глаза, и даже можно сказать, что они почти, ну почти совсем такие, как у моей мамы. У Эллы Прозерпины.
Благодарности
Первое и главное спасибо тебе, Файе Бендер, великолепный агент и невероятно терпеливый партнер, сперва подробно объясняющий, как это все работает, а потом воплощающий слова в жизнь, как волшебник. Мои друзья и домашние уже устали от постоянных моих восклицаний «Боже мой, я обожаю Файе», так что я просто оставлю это здесь для потомства: Боже мой, я обожаю Файе.
Спасибо Саре Доттс Барли, идеальной спутнице жизни моей книги: спасибо за то, что сделала процесс редактирования захватывающим, вдохновенным и необычайно радостным, свободным от всякого страха. Я не могла и мечтать о лучшем адвокате и источнике энергии для этой книги – а также о лучшем доме для нее, чем
Спасибо Мэри Пендер-Коплан, замечательному киноагенту, и прочим агентам, которые помогли этой книге найти себе дома по всему миру. Вот эти люди: Лора Фаунтин (и Лео Торчински); Айя Аттерхолм; Себастьян Ритшер, Николь Мельо и Аннели Гейссер из
Спасибо моим родителям, Стиву и Дайане Олберт. Спасибо вам за все, в том числе за мое детство – настолько полное любви и защищенное, что я могла себе позволить теряться в придуманных мирах – в ущерб социальной жизни, зрению и благосостоянию Мемориальной Библиотеки Кука, чему я очень рада. Люблю вас всем сердцем.
Спасибо Брайану, сообщнику в моем детском преступлении. И Эми – моему постоянному товарищу по играм в прошлом и лучшей подруге на веки вечные.