Ореховый лес

Огромное солнце низко висело над горизонтом и было не настолько ярким, чтобы я не могла на него смотреть. Так что я невольно пыталась разглядеть, что происходит на его огненной поверхности, прочесть следы записанной на нем истории, безумно далекой от меня. Цветы на моем пути закрывали венчики или начинали испускать странные запахи – кардамон, ледяной чай, шампунь Эллы… Новый мир был слишком чуждым, слишком ярким, от него мой разум разлетался на части, как семена одуванчика от ветра. Все здесь было обостренно-ясным, обнаженным, как новый день в глазах человека, не спавшего ночь напролет и взбодрившего себя крепким кофе. Я начала перебирать воспоминания, чтобы за что-то зацепиться разумом и сохранить его целостность. Вспоминала последовательность песен в своих любимых альбомах. Потом названия книг про Гарри Поттера по порядку. Потом – названия городов, где мы жили с Эллой, один за другим. Чикаго. Мэдисон. Месфис. Накодочес. Таос.

Это помогало мне нанизывать мысли на тонкую голубую ось вменяемости и отрицания. Но ось ускользала. Теперь я знала, что Элла осталась в мире, из которого меня выдернули. А я была в чужой реальности, среди деревьев, чей бдительный интерес ко мне варьировался от дружелюбного внимания до острого раздражения. Они словно принюхивались ко мне, как собаки, чувствующие запах другого пса на одежде. Я вся пропахла Землей. Но под этой тонкой пленкой я, если верить Алтее, была из Сопредельных.

Я верила ей. Хотя бы потому – не будь других причин – как хорошо мое тело чувствовало себя в этом лесу. Воздух был свежий, почти осенний, хотя все вокруг зеленело и цвело. Свет был прозрачный, пронизанный золотом, и делал что-то странное с тенями – они походили на чернильные штампы. Моя собственная тень, казалось, оставалась рядом со мной только затем, чтобы посмотреть, что я буду делать дальше. Я подозревала, что если я окажусь слишком скучной, то тень надолго со мной не задержится.

Около часа я пробиралась сквозь лес, отводя с пути ветви деревьев, которые либо вежливо отодвигались под моими прикосновениями, либо пытались дать сдачи. Наконец я вышла на дорогу.

Она была слишком живописной, окаймленной кустами спелой ежевики и цветами, которые роняли толстые пушистые лепестки на утрамбованный дерн. Цветы были желтые, как пух утят, и пахли тостами с маслом.

Я сделала пару шагов и остановилась.

Птицы пели – выпевали мелодии на три-четыре ноты, которых я не могла распознать. Бурная зелень вокруг овевалась легким ветерком, ветви поскрипывали, листва шумела, невидимые животные тихо пробирались где-то по кустам. Но на дороге все звуки вдруг утихли, уступив место напряженной, сокрушительной тишине. Воздух слегка искривился, по нему пробежала прозрачная волна жара, от которой мои пальцы непроизвольно сжались в кулаки и засвербило в носу.

Я почувствовала голод. Я была зверски голодна, а руки мои – так холодны, что леденили мне бедра сквозь плотную ткань джинсовых карманов.

Девушку я не замечала до тех пор, пока не оказалась от нее на расстоянии вытянутой руки. Она остановилась в паре шагов от дороги, не глядя на меня. Ее профиль напоминал быстрый набросок гениального художника, а волосы были черные и плотные, как моя тень. Она стояла неподвижно, прижимая ладони к коре дерева, и губы ее быстро и яростно шевелились, как если бы она читала про себя очень неприятное письмо.

Воздух вокруг нее дрожал и изгибался призмой, как летом над раскаленным асфальтом. Это ее я искала – горячую движущуюся точку в центре острова тревожной тишины. Я смотрела на нее с чувством, которому не могла дать определения – страх… или благоговение… или узнавание.

Древесный ствол раскололся надвое под ее руками. Я с шумом втянула воздух сквозь зубы, когда кора стала створками двери, открывшейся вовнутрь. С места, где я стояла – прямо над девушкой, – мне была видна верхняя ступенька уходящей вниз серебряной лестницы и слышны звуки праздника, шумевшего где-то вдалеке. Когда девушка поставила ногу на ступеньку, я сделала шаг вперед.

На мое плечо легла тяжелая рука, и чей-то голос сказал мне прямо в ухо:

– На твоем месте я бы этого не делал. Не стоит становиться между персонажем и его историей.

Я резко отскочила – за спиной у меня стоял мужчина лет тридцати с небольшим. На нем были выцветшие почти до белизны джинсы и потрепанная кожаная куртка, а на носу – очки в металлической оправе.

Вдобавок ко всему он ел шоколадный батончик Hershe’s. Он тут же заметил, каким взглядом я смотрю на шоколадку, и прикрыл ее свободной рукой.

– Нет, сестренка. Это у меня последний, все запасы кончились. Я же не могу просто пойти и прикупить себе еще.

Выговор у него был американский… по большей части. Но с примесью чего-то еще, придававшего некоторую излишнюю четкость согласным.

Я еще глубже затолкала руки в карманы, с удовольствием вдыхая обычный прохладный воздух, который мужчина принес с собой.

– Погодите, – произнесла я. – Вы что, с Земли?

Он смерил меня взглядом, потом вздохнул.