Орел и Дракон

— Мы должны спросить позволения у матери-аббатисы, — слабым голосом ответил больной, вернее, раненый. — Ей доверено Богом хранить реликвию.

Мать Радеберта, похудевшая и побледневшая за эти дни, непохожая на себя, встала, не замечая никого и ничего, кроме ящика, который норманны вытащили из мешка. Вдруг она упала на колени, прижавшись лицом к ящику, и так замерла. Только губы ее шевелились, произнося слова молитвы. Видимо, она не верила такому счастью, что драгоценность, за которую она отвечает перед Богом и всем христианским миром, снова вернулась в обитель.

— Здравствуй, Теодрада, благослови тебя Господь, дитя, — сказал Хериберт. — Для твоей матери и родных будет большим счастьем увидеть тебя невредимой.

— Где они? — Теодрада перевела взгляд на него.

— Графиня Гизела вот-вот приедет: она оставалась в Амьене, но ей послали весть, что сын ее найден живым. Он тоже болен, но теперь, когда сокровище снова с нами, Господь пошлет ему выздоровление. Он находился все это время в обители Сен-Кантен. А граф Гербальд здесь, в городе. Он каждый день навещает меня и делает все, что в человеческих силах, чтобы облегчить несчастье, обрушившееся на нас.

— Но что здесь могут человеческие силы? — негромко ответила Теодрада. — Я видела по пути, что стало с городом.

— Никогда нельзя отчаиваться, дочь моя. Граф Гербальд уже договорился с королем Харальдом, старшим братом, что норманны не возьмут отсюда пленных, а за это им будут предоставлены съестные припасы. За ту помощь, которую им оказал граф Гербальд во время битвы, они вернут часть захваченных богатств, в основном церковные сосуды и книги. Скоро они уйдут, и наша земля залечит свои раны.

— Они уйдут. Придут другие.

Говоря это, Теодрада не могла избавиться от мыслей о самой себе. Что с ней теперь будет? Даже если никто не помешает ей остаться в монастыре и наконец принять постриг — сумеет ли она вести ту спокойную монашескую жизнь, о которой мечтала? Теперь она хорошо знала, как ненадежен покой и как призрачна безопасность даже за монастырскими стенами. И что тогда ей делать? Но ведь ее долг — не искать покоя для себя, а служить Богу и ближним, даже если осуществлять это служение приходится при блеске норманнских мечей.

Тем временем мать Радеберта дрожащими руками отперла ящик. Норманны столпились вокруг — всем очень хотелось увидеть наконец легендарное сокровище, за которым они гонялись несколько дней и проливали кровь.

Рери стоял над самым ящиком. Все это время он беспокоился, успеют ли они привезти «лекарство», пока не стало поздно. Вид Хериберт подкрепил его надежды: лихорадка не началась, монах был слишком слаб, но здесь неведомое сокровище скорее всего поможет. И только теперь он задался вопросом, что же оно собой представляет, и с любопытством заглянул под крышку.

Сам ящик оказался не так уж велик, просто стенки были сделаны из довольно толстых досок. На дне лежал какой-то продолговатый предмет, вернее, сверток шелковой ткани. Из него торчали две или три тонкие палочки… какие-то странные, высохшие.

— Пусть она развернет, скажи ей, — Рери глянул на Хериберта. — Я не пойму, что это такое.

— Это святые мощи — кисть руки святой Хионии, драгоценнейшее сокровище Сен-Кантена, — пояснил Хериберт, не отрывая благоговейного взгляда от шелкового свертка. — В обычное время они хранятся в особом сосуде, украшенном золотом и драгоценными камнями, но мать Радеберта вынула их, чтобы блеск тленных земных сокровищ не привлекал грабителей к истинному, нетленному сокровищу духа. Святые мощи обладают исцеляющей силой, ибо благодать Господня исходит из них.

У Рери вытянулось лицо. Викинги вокруг переглядывались, пожимали плечами, разочарованно гудели. Они надеялись увидеть настоящее сокровище — а тут оказалась пара каких-то костей!

Аббатиса тем временем осторожно вынула сверток из ящика и поднесла его к лицу Хериберта. Что-то бормоча, он приподнялся и коснулся свертка губами. И снова откинулся на подушку. По лицу его разливалось умиротворение и почти блаженство, он даже головой дергать перестал. Рери подумал, что вот так он будет выглядеть, когда наконец увидит своего Бога.

— Рери! — раздался от дверей голос, и Харальд в сопровождении своих людей торопливо вошел в трапезную. В шелковой одежде, в богатом красном плаще, с блестящей перевязью, усаженной золочеными бляшками, он выглядел истинным королем — не то что его младший брат, в грязной льняной рубашке, осунувшийся и усталый, со слипшимися тусклыми волосами и дорожной пылью на лице. — Ну, что, нашел? Привез? Где оно?

— Вон оно, — криво усмехаясь, стараясь скрыть за усмешкой разочарование и даже стыд, Рери кивнул на сверток, который аббатиса укладывала назад в ящик. — Нас обманули, брат. Это сокровище — немножко высохших косточек, вот и все.

— Что? — Харальд нахмурился. Он привык чувствовать себя хозяином в этой стране и не мог позволить, чтобы из него делали дурака. — Обманули?