Орел и Дракон

Все двери были выломаны, замки вырублены, сундуки и лари взломаны. Кое-где виднелись клочки некрашеных монашеских облачений — здешние сестры носили сукно естественного цвета, не крася его даже в черный, видимо, подчеркивая простоту и непритязательность своей жизни20. У самих монахинь поживиться было нечем — разве что крестиками. Обитательницы монастыря, заплаканные, в изодранных одеждах, прятались по углам, еще не в силах даже молиться, и только кричали при виде новой толпы язычников. Даже то, что с ними пришли два знатных франка, они не сразу разглядели. И графу Гербальду пришлось довольно долго кричать, призывая имя Божье, чтобы измученные женщины перестали забиваться в углы и поговорили с ним.

— Где графиня Санлисская? Где Теодрада? — вновь и вновь задавал он вопрос, но никто поначалу не мог ему ответить.

Говорить толком смогла только одна монахиня — сестра Баугильда. Морщинистая старуха с коричневым лицом и провалившимся беззубым ртом, она была не нужна викингам ни в каком качестве, поэтому уже некоторое время сновала по монастырю, пытаясь привести в чувство сестер, носила воду, помогала умыться и опомниться, напоминала о Боге. Она успела обойти уже всех и на вопрос о Теодраде покачала головой.

— Ее нет здесь, сиятельный мой граф, — сказала старуха. — Еще когда епископ приказал горожанам готовиться к бою, мать наша, аббатиса, велела нам на всякий случай приготовиться к тому, что придется спасать наше главное сокровище. Мы уложили его в надежный ящик, и мать Радеберта избрала трех сестер, кому поручила оберегать наше сокровище. С ним была и Теодрада. Она ведь молода и полна сил, ей лучше удастся спасти наше сокровище, чем такой старухе, как я. К тому же не годится, чтобы девушка королевской крови попала в руки язычников и была погублена ими.

— Но где же она, где? — почти одновременно воскликнули Гербальд и Хильдемар. Цели их расходились, но сейчас оба ощутили одинаковую надежду. Если графиня Санлисская сумела исчезнуть из монастыря до того, как сюда пришли викинги, то появилась возможности отыскать ее невредимой.

— Они ушли, когда начался бой и норманны ворвались в город, — ответила старуха. — Куда они собирались идти, я не знаю, мать Радеберта давала им наставления тайно. И я не знаю, удалось ли им хотя бы выбраться из города. Если нет, то спроси лучше у этих язычников, где теперь наши сестры и где сокровище обители. Я могу лишь надеяться, что Господь уберег их от нечестивых рук.

Граф Гербальд обернулся, оглядел двор, будто искал какие-то следы ушедшей девушки.

— Вот еще что! — снова обратилась к нему сестра Баугильда. — Там в трапезной лежит один монах — даже не из Сен-Кантена, а чуть ли не из Сен-Валери-на-Сомме. Назвался отцом Херибертом. Он ранен, но все твердил, что у него какое-то важное дело к королям норманнов. Если он тебе нужен, граф, то поговори с ним сам.

Старая монахиня, в отличие от знатных франков, говорила по-романски — на «романе лингве», языке, которого норманны не понимали вовсе и были вынуждены дожидаться, пока граф Гербальд немногословно переведет им ее речи. Но название Сен-Валери и особенно имя Хериберт сразу привлекло их внимание.

— Что? — Рери вытаращил глаза. — Хериберт? Он здесь? Как он здесь оказался?

— Твой сумасшедший еще и не на то способен, — Харальд усмехнулся.

— Где он? — Рери знаком предложил старухе вести его. Она поняла и, повернувшись, направилась в одно из каменных зданий — то ли трапезную, то ли спальню.

И там Рери действительно увидел Хериберта. Монах лежал на скамье, прямо на голой доске, откинув голову и тяжело дыша. Его одежда была порвана, плечо и правую часть груди занимали неряшливо наложенные повязки, измазанные кровью — и уже подсохшей, и свежей. На повязки эти пошли, похоже, обрывки монашеских облачений.

— Хериберт! — едва веря своим глазам, Рери наклонился над ним. — Это ты! Как ты сюда попал? Я думал, ты в монастыре!

Поскольку Хериберт уехал в монастырь Сен-Кантен с вином для Ингви и до сих пор не показывался, естественно было предположить, что там он и остается — скорее всего, не по своей воле. И Рери о нем не беспокоился — когда монастырь будет в их руках, и бенедиктинец окажется на свободе, а до тех пор пусть посидит в тихом уголке, что ему сделается? И вот — безумный монах каким-то злым чудом оказался в городе, в самой гуще сражения! Ну, и получил свое, само собой.

— Хрёрек, — Хериберт открыл глаза, услышав знакомый голос. — Ты пришел… Ты меня нашел…

— Как ты здесь очутился?

— Меня отпустили… Сначала нас заперли, а потом отпустили… Когда прибежали люди и сказали, что кто-то перебил в лесу короля Ингви и всех его приближенных… Три человека сумели уйти…

— Да, я знаю, кто-то ушел назад в монастырь. И что дальше?

— Я сказал, что вы — двое королевских сыновей и у вас огромное войско. Я предложил им помочь в переговорах… чтобы вы отпустили живыми тех, кто остался в монастыре, если они добровольно отдадут вам сокровища… Они согласились. Отпустили меня…

— Ну, а почему ты здесь?

— Когда я пришел в город… Я не успел… Уже шел бой… Я искал тебя…