Орел и грифон (СИ)

В самой империи к этой просьбе отнеслись неоднозначно: многие придворные, включая и командира столичной тагмы, хотели воспользоваться смутой в Италии, чтобы вернуть владения, потерянные в более ранние годы. Императрица Ирина, сестра покойного Гримоальда выступала против, не уставая напоминать сыну, что именно ее брат, давший сначала убежище, а потом и войско императору Константину, помог отцу Михаила вернуть свой трон — платой за что и стал Рим.

— Матушка, но ведь я, как племянник Гримоальда, — разве не такой же законный наследник, как и все эти герцоги? — возразил Михаил, — сам Бог велит мне взять Рим под свою руку — и не только Рим, но и всю Италию.

Такая постановка вопроса понравилась Ирине, но не понравилась иным сановникам, опасавшимся слишком глубокого погружения в свару буйных лангобардов. Тем более, что на восточных границах оставались обозленные недавним поражением агаряне, а на севере поднималась непредсказуемая Хазария, после принятия новой веры ставшая настоящим рассадником для опаснейших ересей. Вызывал беспокойство и Аварский каганат, хотя, после того, как Эрнак заключил мир с Омуртагом, опасность на северо-западе несколько поутихла. В итоге приняли половинчатое решение: Рим вернуть, но в дальнейшую свару не ввязываться, по возможности заключив союз с самым надежным из герцогов. На том и порешили — и вскоре Михаил высадился в ромейской Апулии во главе небольшого войска: две тысячи скутатов, тысяча катафрактариев, пятьсот лучников и пращников, триста трапезитов и пятьсот воинов из германской этерии. В первую очередь Михаил направил послов к герцогу Беневенто, с просьбой пропустить его войска в Рим и клятвенными заверениями, что он не претендует ни на что, кроме самого города. Адельхиз притворно дал согласие, но когда басилевс, вместе с частью своих войск, двинулся на север, чтобы посетить базилику Архангела Михаила в Монте-Гаргано, вероломный герцог атаковал ромеев на реке Канделаро. И хотя войско Адельхиза было разбито, а сам он погиб, становилось ясно, что избежать схватки за всю Италию у басилевса уже не получится.

— У нас так не принято, Асмунд, — укоризненно сказал Михаил, глядя как несколько дюжих варваров, — славян и германцев, — ведут по вырубленным в скале ступенях большого быка, с белоснежной шерстью. С еще большим ужасом смотрел на это кощунство пожилой священник, стоявший у входа в базилику.

— Не принято, — сказал Асмунд, взвешивая в руке скрамасакс, — а это тогда что?

Он кивнул на высеченное над входом в базилику изображение быка. Над ним раскрывал крылья архистратиг Михаил, простирая копье над шеей животного.

— Это другое, — неуверенно произнес тезка небесного воителя, однако Асмунд, уже не слушая его, кивнул воинам и те сноровисто уложили быка на пол. Глава этерии подошел к басилевсу и вложил в его руки скрамасакс.

— Давай, конунг, — кивнул Асмунд, — отблагодари своего покровителя. На пороге своего дома он даровал тебе славную победу — негоже оставлять его без жертвы.

Михаил взглянул на своего воспитателя, перевел его на замершие в напряженном ожидании лица воинов этерии — и решительно вонзил меч под левую лопатку животного. Бык захрипел, забился, издавая жалобное мычание, тогда как Асмунд, встав на колени, набрал полные ладони бычьей крови и обильно смазал ею лицо императора.

Чуть позже Михаил вошел в подземный грот, освещенный множеством свечей — ромеи и лангобарды, одинаково чтившие Архистратига, регулярно присылали в базилику дары, среди которых имелось немало и воска. Отблески огней отражались от воды в священном колодце, наполняя грот множеством причудливых теней — и среди них особенно выделялось изображение Архангела, высеченное на стене. Своим мечом Михаил поражал извивающегося Дракона-Сатану, в то время как другие ангелы, справа и слева от него, сражали крылатых и рогатых демонов, метавшихся вокруг дьявола. Император глубоко вздохнув, встал на колени и, опустив голову, обратился с молитвой.

— Архистратиг Михаил, слуга незримого Отца, собеседник Распятого Сына, правящий всеми и у престола Господа стоящий по достоинству, — услышь голос Михаила, смиренного раба Божьего. Как ты поразил Врага, восставшего на престол небес, так и мне дай же силу в том, чтобы разить язычников и еретиков, вдохни крепость в мою руку чтобы могла она, как и прежде, убивать нечестивцев, где бы они не были. И, — он запнулся, — не суди строго моих воинов за...все сегодняшнее. Они верные слуги Христа и не раз доказывали это на поле брани, но от старых привычек не так то просто отказаться. Ты же сам воин — прояви же и к ним снисхождение.