Орел, Кецаль и крест

Не следует забывать, что цитируемый отрывок написан много лет спустя внуком Пашболонача. По нему мы можем видеть, что восприятие конкисты у майя было совершенно иным, чем у науа. Если для ацтеков вначале это событие было крушением мира, затем столкновением двух систем жизни и лишь в конце XVI — начале XVII в. какой-то отправной точкой для дальнейшей синтезации двух культур, то майя в сущности остались безразличны к нему. Как в «Летописи какчикелей», так и в сочинении Пашболонача перед нами некая отрешенность, бесстрастная регистрация событий, правда различно окрашенная (в первом случае — жестокость Альварадо, во втором — преданность Кортесу и осуждение Куаутемока). То же самое мы можем проследить и в других памятниках майяской литературы — эпосе, хрониках, пророчествах и даже драме. Отдаленную причину этого явления нужно, вероятно, искать в сложных политических и культурных (угасание иероглифики, например) событиях X в. у майя, в присущем им фатализме, основанном на календарной символике, и определенном эзотеризме. Духовного синтеза здесь не произошло, что и отразилось на дальнейшей судьбе культуры майя.

4

На произведениях исторической прозы Центрального плоскогорья можно хорошо проследить проникновение испанских влияний.

Рассказам ацтеков о конкисте можно было бы посвятить целый том, так они подробны и красочны. Так и поступил мексиканский исследователь М. Леон-Портилья, собрав избранные отрывки на науатль и переведя их на испанский^{31}. В основном это тексты, сохраненные Саахуном.

Рассматривая их и другие произведения, созданные индейскими авторами, можно заметить постепенное изменение оценки испанского завоевания и происходивших на глазах авторов этнических и культурных процессов. Вначале завоевание воспринимается как гибель существующего мира, как ожидавшаяся катастрофа в конце календарного цикла, хотя и наступившая не в предназначенное время. Наиболее ярко такие чувства выражены в поэтических памятниках. В дальнейшем в новых произведениях на первое место выходит тема гордости своим прошлым, описание (иногда сильно преувеличенное) культурных достижений своего народа в древности, утверждение незыблемости своего индейского сознания (вопреки реальным фактам). И уже третьим, сравнительно поздним этапом является осознание конкисты как столкновения двух разных, но равноправных по достоинству миров, при котором создается новое сообщество. Интересно отметить, что такое течение возникает сперва среди индейских народов, ставших на сторону испанцев при завоевании ацтекского государства (у тлашкаланцев, тотонаков и др.), и постепенно появляется и у ацтекских авторов. Отсюда, между прочим, и такая распространенность изложения отрывков из Библии в начале индейских хроник: апелляция к священному источнику должна была показать любому читающему, и испанцу в первую очередь, что индейцы — это отколовшаяся ветвь той же семьи народов, к которой принадлежат и завоеватели. Образцом своеобразного праиндеанизма могут служить первые главы «Родословной из Тотоникапана», где среди чисто библейских сюжетов встречаются и индейские символы.

К хроникам, написанным в таком ключе, следует отнести произведения потомков индейской знати, создававшиеся в конце XVI — начале XVII в. Их авторы были уже достаточно знакомы с европейской, в основном, конечно, испанской культурой, хорошо знали труды своих предшественников (и частично их использовали) и в то же время сохраняли живой интерес к прошлому своего народа. Кроме того, благодаря семейным преданиям и фамильным документам, они были прекрасно вооружены знанием исторических фактов. Язык их произведений — почти классический науатль без заметного влияния испанского; во всех них прослеживается желание авторов показать; насколько интересна и значительна была история их индейских предков.

Среди них в первую очередь следует назвать три имени: Камарго, Чимальпаин и Тесосомок. На четвертом — Иштлилшочитле — наиболее колоритной фигуре можно будет остановиться более подробно.

Диего Муньос Камарго (приблизительно 1525–1613), уроженец Тлашкалы и потомок его правителей, написал свою «Историю города и республики Тлашкала» около 1576–1595 гг. В ней он подробно изложил доиспанскую и раннеколониальную историю города, уделив особое внимание переселениям племен и генеалогии знатных родов. В конце своей хроники он поместил небольшое сочинение о флоре и фауне Мексики, также основанное в значительной степени на индейских источниках. Камарго — патриот своего города-государства, союзника испанцев при завоевании, и это явственно чувствуется в его произведении. Позднейшие хронисты-историки Хуан де Торкмада, Эррера и Клавигеро широко использовали работу Камарго в своих сочинениях.