Орел нападает

Дуротриги медленно отходили, их строй распадался. Их воины то поодиночке, то по двое потекли в тыл, бросая боязливые взгляды на неотвратимо приближавшегося золотого орла. Друиды, стоявшие позади и наблюдавшие за ходом схватки, со злобным презрением в голосе и во взглядах пытались убедить своих не слишком отважных союзников развернуться и с новой яростью кинуться на врага. Однако в очень скором времени ужас перед беспощадной римской военной машиной охватил слишком многих. Бегство стало повальным, и никто уже ничего не мог с этим поделать. Мощные укрепления, на которые дуротриги возлагали столько надежд, не оправдали себя, так же как и заверения жрецов в том, что сам Круак защитит Мэй Дун и сокрушит дерзких римлян. Все было кончено, и друиды понимали это не хуже прочих.

Стоявший позади шеренги друидов рослый человек в темной одежде и с оленьими рогами на голове зычно прокричал что-то. Жрецы обернулись на крик и увидели, что их предводитель указывает на огороженную часть плато. Они тут же сомкнулись и поспешили к последней линии своей обороны.

— Ну вот, — тихо сказал своим людям Катон. — Пришло наше время.

Он дал бойцам знак следовать за собой.

Бритты из ополчения, сопровождаемые женщинами и детьми, разбегались от главных крепостных ворот кто куда, в надежде где-нибудь схорониться. Некоторые из них уже приближались к загонам.

Сопровождаемый Празутагом и двумя десятками замысловато разрисованных римлян, Катон несся к единственному проему в глухом бревенчатом ограждении, отделявшем поселок друидов от остальной территории крепости. Проем этот, правда, был сейчас перекрыт, но все внимание двоих его стражей было поглощено суматохой, все возрастающей на другой части плато, и потому горстка перепуганных свинопасов не вызвала у них ни малейшей опаски. Мельком глянув на приближающегося деревенского дурня, караульный осклабился, и тут оптион выхватил меч.

— Бей их, ребята! — выкрикнул он и первым бросился на часового.

Нападение явилось полной неожиданностью для последнего, и, прежде чем потрясенный друид успел что-либо предпринять, Катон, отбив в сторону его копье, обрушил меч ему на голову. Острое лезвие рассекло плоть и расщепило кость: жрец рухнул на землю.

Празутаг мигом разделался с другим стражем и, не сбавляя хода, ударил всем своим весом в довольно крепкие, но все же не предназначенные для сдерживания столь яростного напора ворота. Под натиском гиганта дощатые створки с треском рухнули, и немногие находившиеся в поселке друиды обернулись на шум, удивленные нежданным вторжением своих всегдашних союзников в недоступные для них прежде пределы.

Всплеск замешательства возымел именно тот эффект, на какой юноша и рассчитывал: все его парни прорвались за частокол раньше, чем к обитателям этого обособленного поселения вернулась способность что-либо понимать. Когда же, похватав копья, жрецы принялись отражать выпады невесть откуда взявшихся и невесть кем являвшихся наглецов, Катон, не обращая внимания на лязг и стук оружия, поспешил к клетке, но тут из находившейся на его пути хижины с копьем наперевес выскочил еще один жрец. Быстро оглядевшись и смекнув, что к чему, друид кинулся к маленькому узилищу.

Его намерения не оставляли сомнений, и Катон, стиснув от напряжения зубы, рванулся вперед. Однако друид в два-три прыжка почти достиг цели. Стало ясно: его не перехватить. Жрец, вскинув копье, уже делал замах, уже отводил за спину руку. В темноте за решеткой пронзительно закричали.

— Эй! — завопил во всю глотку Катон. До жреца оставалось еще шагов двадцать.

Друид оглянулся через плечо, и оптион в припадке ярости метнул в него меч, однако жрец сумел отбить вращающийся клинок концом своей пики. Катон только выбранился, не в силах остановиться. Друид нацелил наконечник копья ему в живот, но в последний момент римлянин, подлетая к врагу, извернулся. Сталь прошла мимо, а противники сшиблись и ударились о деревянные прутья.

Столкновение оглушило обоих. Пока Катон тряс головой, жрец опомнился и сомкнул стальные пальцы на его горле. Вцепившись, в свой черед, в каменные запястья, юноша тщетно тужился разжать хватку.

Друид, высоченный и широкоплечий, не давал римлянину вздохнуть, скаля в усмешке желтые зубы и явно намереваясь своими огромными ручищами выдавить из врага всю его жизнь.

У Катона потемнело в глазах. Он отчаянно молотил кулаками по могучей спине, не причиняя душителю никакого вреда.

Внезапно две тонкие руки просунулись сквозь прутья решетки, и длинные ногти располосовали друиду лицо, норовя впиться в глазницы. Тот непроизвольно отпрянул, инстинктивно вскинул ладони, и Катон, воспользовавшись моментом, нанес ему удар в челюсть. Голова друида откинулась, а следующий удар сбил его с ног.

Катон подхватил с земли меч, вонзил его жрецу в горло и, повернувшись к клетке, позвал:

— Госпожа Помпония!

Та прижалась к решетке лицом, но в ее взгляде сквозила растерянность: раскрашенный воин доверия ей не внушал.

— Я пришел за тобой. Мне надо открыть эту дверь. Отодвинься, пожалуйста, госпожа, чтобы тебя не задело.