Орел приземлился

Нойманн в отчаянии обернулся к Штайнеру:

– Что еще ему сказать?

– Ничего, – ответил Радл, – потому что Престон полетит, так как рейхсфюрер считает это удачной идеей.

– Ради бога, – сказал Штайнер, – это же невозможно, Макс, неужели вы не понимаете?

– Я возвращаюсь утром в Берлин, – ответил Радл, – поедем со мной, и скажите ему сами, если вы так настаиваете. Может, лучше не ехать?

Штайнер побледнел:

– Черт бы вас побрал, Макс, я не могу, и вы знаете почему. – Какое-то мгновение казалось, что он не может говорить. – Мой отец – как он? Вы его видели?

– Нет, – сказал Радл, – но рейхсфюрер поручил мне сказать вам, что в этом деле вы имеете его личную гарантию.

– А что, дьявол побери, это должно означать? – Штайнер глубоко вздохнул и иронически улыбнулся: – Я знаю одно. Если нам удастся захватить Черчилля, которым – теперь я могу вам это сказать – я всегда восхищался, и совсем не потому, что у нас обоих матери американки, то мы в любой момент можем спрыгнуть на штаб гестапо на Принц-Альбрехтштрассе и захватить этот кусок дерьма. Если подумать, то – неплохая идея. – Он усмехнулся Нойманну: – Как ты думаешь, Риттер?

– Значит, вы берете его? – быстро спросил Радл. – Я говорю о Престоне.

– Да возьму я его, – сказал Штайнер, – только к тому моменту, когда я кончу его тренировать, он пожалеет, что родился на свет. – Он повернулся к Нойманну: – Ладно, Риттер. Приведи его, и я покажу ему, через какой ад предстоит пройти.

В прошлом, когда Гарви Престон был актером, ему как-то пришлось играть в знаменитой пьесе «Конец пути» доблестного юного британского офицера времен первой мировой войны. Храбрый, уставший от войны молодой ветеран, старый не по годам, способный встретить смерть с усмешкой на лице и со стаканом, поднятым, хотя бы символически, в правой руке. В конце пьесы накат землянки проваливался, занавес падал, и Престону надо было просто подняться и идти в артистическую уборную смывать кровь.

Но теперь все происходило на самом деле. Ему стало жутко, я внезапно затошнило от страха. Дело было не в том, что он потерял веру в способность Германии победить. Он безоговорочно верил в это. Просто он хотел остаться в живых и самому увидеть этот славный день.

В саду было холодно. Гарви нервно ходил взад-вперед, куря сигарету и с нетерпением ожидая появления хотя бы какого-нибудь знака из фермерского дома. Нервы его были напряжены. На пороге кухни появился Штайнер.

– Престон, – позвал он по-английски, – войдите.

В гостиной Штайнер, Радл и Нойманн стояли вокруг стола с картами.

– Господин полковник, – начал Престон.

– Заткнись, – холодно бросил ему Штайнер и кивнул Радлу: – Приказывайте.

Радл официально произнес:

– Унтерштурмфюрер Британского свободного корпуса Гарви Престон, с этого момента вы считаетесь в полном и абсолютном подчинении подполковника парашютного полка Штайнера. Это непосредственный приказ самого рейхсфюрера Генриха Гиммлера. Понятно?

В глазах Престона Радл мог быть одет в черный капюшон, потому что слова его прозвучали как смертный приговор. На лбу у него выступил пот, когда он повернулся к Штайнеру и заикаясь сказал:

– Но господин полковник, я никогда не прыгал с парашютом.

– Это самый меньший из ваших недостатков, – угрюмо ответил Штайнер, – но уж поверьте мне, мы всеми займемся.

– Господин полковник, я должен протестовать, – начал Престон, но Штайнер обрушился на него, как меч.

– Заткнись и поставь ноги вместе. Учти на будущее: будешь говорить только тогда, когда к тебе обратятся. – Он обошел Престона, который встал по стойке «смирно». – Все, что ты сейчас представляешь собой, – это балласт. Ты даже не солдат, так, красивая форма. Но придется постараться измениться, верно? – В гостиной стояла тишина, и Штайнер совсем тихо повторил вопрос на ухо Престону: – Верно?

Своему голосу он придал такую угрозу, что Престон поспешно ответил:

– Да, господин полковник.

– Хорошо. Теперь мы понимаем друг друга. – Штайнер опять встал лицом к нему: – Первое. Мы, четверо в этой комнате, единственные, кто знает цель, ради которой мы собрались в Ландсвоорте. Если по твоей вине еще кто-нибудь узнает, прежде чем я сам найду нужным рассказать, я расстреляю тебя. Понял?

– Да, господин полковник.

– Что касается чина, то с этого момента у тебя его нет. Лейтенант Нойманн позаботится, чтобы тебе выдали комбинезон парашютиста и маскхалат. И ты не будешь отличаться от тех, с кем будешь тренироваться. Конечно, тебе придется дополнительно потрудиться, но об этом мы поговорим позже. Вопросы есть?

Глаза Престона горели, его душила ярость. Радл мягко сказал:

– Конечно, господин унтерштурмфюрер, можете вернуться со мной в Берлин, если вы не удовлетворены, и поговорить об этом деле лично с рейхсфюрером.

Сдавленным шепотом Престон проговорил:

– Вопросов нет.

– Хорошо. – Штайнер повернулся к Нойманну: – Выдайте ему обмундирование и передайте Брандту. Я поговорю с вами о программе его тренировки попозже. – Он кивнул Престону: – Ты свободен.