Орел смотрит на солнце (о Сергееве-Ценском)

Немножко замкнутый по характеру и наблюдательный, Сережа умел смотреть на жизнь сосредоточенно. А жизнь рождала несметное число вопросов. Большую часть этих «почему» он задавал матери.

— Почему Петя не ходит в школу?

Петя — соседский мальчик двумя годами старше Сережи. Мать отвечала:

— Он бедный, бедным трудно.

— А мы богатые? — спрашивал Сережа.

— Мы, сынок, тоже не богатые. — И, подумав, добавляла: — И не бедные.

Однажды он спросил мать, где живет нищий «побирушка».

— Где придется. Бывает, что и в сарае.

— Но ведь в сарае холодно, а он раздетый.

— Холодно, сынок, да что поделаешь?

— А почему он дома не спит?

— У него нет дома.

— Почему нет?

— Он бедный.

Опять это страшное слово. Откуда оно взялось? Почему есть бедные и богатые? Ответ матери был для него не совсем понятен, и Сережа решил об этом спросить отца.

— Работать ленятся, оттого и бедные, — недовольно ответил Николай Сергеевич.

— А вот у Пети папа и мама работают, а тоже бедные, — заметил Сережа.

— Вырастешь — сам узнаешь.

Значит, и отец не знает, отчего бывают бедные, а может, и знает, да сказать не хочет.

Бедные же встречались все чаще: везде их видел Сережа и пытался понять их судьбу. Как-то, придя из школы, он с волнением сообщил отцу нечто необычное, из ряда вон выходящее:

— У губернаторского дома собрались какие-то люди, говорят, мужики из деревни, бедные все. Плакали. Какую-то бумагу передать хотели, а их городовой не пустил. Ругался и все кричал: «Не велено!.. Что, бунтовать?.. А в Сибирь не желаете?»

Отец ответил угрюмо:

— На то он и городовой, чтоб кричать. А ты лучше возьми альбом да порисуй.

Совет Николая Сергеевича был излишним: мальчик не расставался с альбомом. Рядом с рисунками появлялись стихи. Первый ученик в школе, Сережа был не по годам серьезен, с товарищами сходился нелегко. Однажды на уроке — тогда ему было 11 лет — учитель дал задание: написать пересказ монолога Пимена из «Бориса Годунова».

Целый час трудились ребята. Собраны тетради, окончен урок. На другой день учитель был особенно строг и чем-то рассержен. Вскоре все выяснилось.

— Сергеев!.. Это… что такое? — Учитель дрожащими руками стал перелистывать Сережину тетрадь.

— Пересказ, — ответил мальчик, робея.

— Так что же ты вздумал?.. Пушкина… Пушкина… учить, как ему надо было стихи писать, а? Он, дескать, белыми стихами, а я в рифму, а?

Мальчик был расстроен: к его недоумению, под сочинением не стояло никакой отметки. Что бы это значило? Сережа стал перечитывать свое сочинение:

ЛЕТОПИСЕЦ

В обители тихой при свете лампады
Ведет свою летопись он;
Встают пред глазами седые громады
Забытых народом времен.
Прошла его молодость бурным потоком,
Кипящим, гремучим ключом;
Он многое видел приметливым оком
И должен поведать о том.
Как старый, бывалый и опытный воин,
В жестоких боях закален,
Он пишет — правдив, равнодушен, спокоен,
Ни злом, ни добром не смущен.
Лампада горит до минуты рассветной,
Светя на задумчивый лик.
Склонясь над своею работой заветной,
Сидит летописец-старик.

Наконец он догадался: не нужно было писать стихами. И вообще нужны ли стихи, если они вызывают такое раздражение учителя? И он решает: не нужны.

По-прежнему он многие часы проводил среди книг, в библиотеке отца. Там был удивительно интересный и несказанно большой мир. Как-то мать его, Наталья Ильинична, простая, неграмотная, очень добрая, сердечная казачка, вошла в кабинет отца и увидела, что Сережа держит в руках книгу и громко, до слез хохочет.

— Что с тобой, Сереженька? — испуганно спросила она.

— Вы послушайте, мама, какие они чудаки…

И опять взрыв хохота.

— Кто они, Сереженька?

— Да Иван Иванович и Иван Никифорович.

Сереже не приходилось читать так называемых детских книг: их не было в библиотеке отца, да и никто ему их не предлагал. Это, видимо, и наложило отпечаток на характер мальчика. Знакомство с произведениями Гоголя привело его в восторг. Он спросил у отца:

— Гоголь — тоже гениальный?

Ветеран Севастополя, Николай Сергеевич любил книги о ратных подвигах, о героях-богатырях — могучих и сильных русских людях. Он и сам, несмотря на преклонные годы, был крепкий старик, бодрого, осанистого вида.