— Помилуйте, Алексей Максимович. Я ведь писал вам только о его «Зависти». Ну, ей-богу, это же сущий бред. И своего там ничего нет, — так: помесь Булгакова, автора «Дьяволиады», с Дмитрием Крачковским. И не то что мне не нравится его польская манера письма — это бы еще полбеды. Но объясните мне, о чем эта вздорная вещь. Зависть кого и к кому и зачем?
— Будем снисходительны, Сергей Николаевич, — добродушно отвечал Горький. — Будем расценивать слабости молодых как «болезнь роста».
— И не будем их преждевременно ставить на пьедестал гениев, — продолжил в тон Сергей Николаевич. — Меня, между прочим, коробит барабанный бой, с которым критика наша венчает лаврами Бабеля. Один известный критик в печати поставил Бабеля гораздо выше Льва Толстого. Так и написал: «Гораздо выше Льва Толстого». Как хотите, Алексей Максимович, а это или невежество, или просто кощунство.
— А может, и не то и не другое, — снисходительно отозвался Горький. — Известный критик просто ошибся, написал глупость. Стоит ли на это обращать внимание?
Горький в этот день был настроен благодушно.
Простились на следующее утро, так как Горький уезжал из Ялты на Кавказ.
«И вот поданы уже машины на двор гостиницы «Марино», и Алексею Максимовичу говорят, что пора ехать, — вспоминает далее Ценский. — Все ли слова сказаны нами друг другу? Нет, конечно, — мы только начали говорить их в эти два дня, а машины уже неумолимо блестят своими кузовами, готовясь увезти того, кто стал мне очень близок, куда-то по пути к весьма далекому Каспийскому морю.
Мы обнялись на прощанье, и снова слезы его на моих щеках…
— Прислать вам книги мои, Сергей Николаевич?
— Пришлите, пожалуйста, пришлите, — у меня их почти нет! И карточку свою тоже!
Наконец, в последний раз ловлю я своими глазами светлые, как бы изнутри освещенные глаза Горького, и… машина его исчезает за поворотом стены».
В то время Сергей Николаевич собирался писать первую часть романа о Лермонтове «Поэт и поэт», а также пьесу по второй части романа — «Поэт и поэтесса». А между тем он еще не был на Кавказе, не видел мест, связанных с жизнью Лермонтова. Поэтому дней через десять после отъезда Горького из Ялты Ценский принял неожиданное решение отправиться на Кавказ. Случайно он встретил во Владикавказе Горького. Встреча была сердечной, но непродолжительной: Алексей Максимович спешил в путь-дорогу.
Летом следующего года Сергей Николаевич Вместе с Христиной Михайловной приехал в Москву. Здесь у них было несколько встреч с Алексеем Максимовичем. В Перхушкове на даче Сергей Николаевич встретился с М. И. Калининым и А. Н. Толстым.
— Вот, Михал Иванович, — говорил Горький Калинину, — перед вами два самых крупных художника слова, гордость русской литературы — Сергей Николаевич и Алексей Николаевич. Оба, значит, Николаевичи, братья, выходит. Это очень русские писатели, понимаете — насквозь русские.
В другой раз Сергей Николаевич был с Алексеем Максимовичем на даче в Краснове, где познакомился с В. В. Куйбышевым. А перед этим Ценский и Горький ездили в Болшево (под Москвой), в коммуну ОГПУ, куда потом Сергей Николаевич несколько раз наведывался один, изучая жизнь, труд и воспитание бывших беспризорных.
Последняя встреча Сергея Николаевича и Алексея Максимовича состоялась в апреле 1934 года на квартире у Горького в Москве, у Никитских ворот. Они долго сидели вдвоем возле горящего камина — никто не мешал их беседе. Ценский тогда собирался писать «Зауряд-полк» и «Севастопольскую страду». Он был полон сил и энергии. Горький, несмотря на свое физическое недомогание, продолжал вести грандиозную деятельность по объединению сил советской литературы. Редакторская и общественная работа отнимала у него массу времени, так что писать ему было некогда. Ценский дружески корил его за нерациональную трату здоровья на редактирование рукописей, «в большей части своей не относящихся к изящной словесности».
— Сколько изданий вы редактируете, Алексей Максимович? — поинтересовался Ценский.
— Всего было двенадцать, да вот теперь еще мне подкинули какую-то «Женщину» из Ленинграда — значит тринадцать, — хотел было пошутить Алексей Максимович, но шутка получилась грустноватой.
В 1934 году Сергеев-Ценский поехал в Днепропетровск и побывал там на коксохимическом заводе. Сопровождал его и давал тогда пояснения молодой советский инженер, ныне видный ученый, член-корреспондент Академии наук СССР Леонид Михайлович Сапожников, сын друга Ценского, учителя рисования Михаила Ивановича Сапожникова. И там перед писателем раскрылось много новых проблем молодой коксохимической промышленности. Он познакомился и беседовал как с молодыми, так и старыми специалистами. В результате этой поездки был создан в 1934 году роман «Искать, всегда искать!», вошедший в эпопею «Преображение России?.
И, говоря о литературе первых пятилеток, внесшей большой вклад в формирование нового советского человека, о литературе, в которой бьется живой огонь современности, созидания, социалистического труда, нельзя не назвать роман Сергеева-Ценского «Искать, всегда искать!».