– Я все узнаю и проинформирую вас. – Он вытащил часы. – Давайте договоримся так: у нас есть час на то, чтобы забрать раненых, хорошо? А затем продолжим.
Он не оставлял Шарпу выбора. За час его двести человек едва ли смогут собрать раненых англичан и испанцев, отнести их к мосту и придумать способ доставить на другой берег. Французы справятся гораздо быстрее. Шарп прекрасно понимал, что бессмысленно пытаться выторговать еще немного времени.
Капитан приготовился снова сесть на лошадь.
– Еще раз поздравляю вас, лейтенант. Вы согласны на наши условия? – (Шарп кивнул.) – Примите мои искренние сожаления. Bonne chance! – Он вскочил в седло и поскакал прочь.
Шарп оглядел свою новую роту. К ней присоединилось семьдесят солдат из разбитого каре. Конечно, старшим офицером оставался Лерой, но ранение вынудило капитана передать командование Шарпу. Было еще два лейтенанта: Ноулз из легкой пехоты и Джон Берри. Берри оказался толстячком с пухлыми губами; получив приказ подчиняться Шарпу, он сразу же поинтересовался, когда тому было присвоено звание, а потом принялся жаловаться, что его коня подстрелили. Шарп подозревал, что именно по этой причине Берри и остался здесь.
Солдаты, организованные в небольшие отряды, снимали с убитых мундиры, собирали брошенные мушкеты и делали примитивные носилки, на которых относили раненых к мосту. Половина людей работала там, где Шарп и Харпер отбили знамя полка, а остальные – у входа на мост, где тела образовали нечто напоминающее веер.
Французы быстро закончили со своими ранеными и начали осматривать место, где стоял испанский батальон. Конечно же, ими двигало не милосердие, а желание обобрать убитых и раненых. Британцы делали то же самое – и тут никто не мог помешать солдатам, таков закон войны: выжившие получают то, что уже никогда не понадобится погибшим.
Стрелки по приказу Шарпа собрали у погибших несколько дюжин мушкетов и запас патронов. На случай, если французы пойдут в наступление, Шарп планировал вооружить каждого стрелка тремя или четырьмя заряженными мушкетами и встретить кавалерию серией мощных залпов, которые уничтожат врага. Конечно, это не вернет королевское знамя. Оно потеряно навсегда – если только в отдаленном будущем английская армия не войдет в Париж и не получит назад военные трофеи французов.
Шарп шел по залитому кровью полю и думал о том, что французы вряд ли решатся продолжать сражение. Слишком уж большие потери они могут понести; возможно, гусары рассчитывают, что англичане сдадутся.
Шарп помог Лерою добраться до моста, усадил его так, чтобы капитан мог опереться спиной о перила, и разрезал белые бриджи. Бедро американца было прострелено, кровь все еще сочилась, но пуля прошла насквозь, и Шарп позвал Харпера, который, несмотря на очевидное отвращение Лероя, посадил своих червяков в рану, прежде чем забинтовать ее куском ткани, оторванной от рубашки погибшего солдата. Форрест остался жив; оглушенного, залитого кровью майора с зажатой в руке саблей нашли среди груды тел там, где шло самое ожесточенное сражение за знамена. Шарп усадил его рядом с Лероем. Пройдет еще некоторое время, прежде чем Форрест придет в себя, и Шарп сомневался, что майор, которому следовало быть священником, а не военным, сможет сегодня сражаться. Он поставил знамя рядом с ранеными офицерами так, чтобы огромное желтое полотнище было хорошо видно французам.
А что собираются делать его соотечественники, англичане? Дважды Шарп подходил к самому краю пролета моста и пытался докричаться до противоположного берега. Но люди там вели себя так, словно находились на другом конце света, и занимались своими делами, не обращая внимания на недавних товарищей.
Шарп в третий раз поднялся на мост.
– Эй! – До конца перемирия оставалось не более тридцати минут. Он снова закричал: – Эй!
Появился Хоган, помахал рукой и поднялся на мост со своей стороны. Шарп был рад снова увидеть инженера, только вот с формой капитана было что-то не так. Шарп не мог сообразить, в чем дело. Он показал на пролом между ними:
– Что произошло?
– Я тут ни при чем. – Хоган развел руки в стороны. – Симмерсон поджег запал.
– Господи, зачем?!
– А вы не догадываетесь? Испугался. Думал, что французы перейдут на нашу сторону. Мне очень жаль. Я пытался остановить его, но он велел меня арестовать. – Ирландец весело ухмыльнулся Шарпу. – Как и вас, кстати.
Шарп длинно и замысловато выругался. Хоган терпеливо ждал, пока он закончит.
– Я знаю, Шарп, знаю. Это самая натуральная глупость. Все из-за того, что мы отказались выполнить его приказ выдвинуть вперед стрелков, помните?
– Он думает, что его это спасло бы?
– Ему надо свалить на кого-то вину. Себя он виновным признавать не собирается, значит необходимо найти козла отпущения. – Хоган снял шляпу и почесал седеющую макушку. – Придется потерпеть, пока мы не соединимся с армией. Тогда можно будет забыть об этой глупости. Генерал разорвет его на части! Ни о чем не беспокойтесь!
Ситуация получилась довольно глупой – они обсуждали детали своего ареста, находясь по разные стороны реки, а под ними с ревом неслась вода.