Орельен. Том 2

— Понимаешь, — разглагольствовал Поль, — что я-то мог поделать? Они прислали телеграмму. Поставили меня, так сказать, перед совершившимся фактом. Не мог же я запретить им сюда приезжать. Совершенно в духе Менестреля. Силком навязывать себя!

Совершенно очевидно, что Менестрель в глазах Поля значил куда больше, чем все прочее человечество. Но надо же было продемонстрировать независимость суждений! Береника не испытывала ни малейшего желания знакомиться с друзьями Поля. Нет уж, увольте, выносить любопытные взгляды пятнадцати пар глаз, выставлять себя напоказ перед неожиданно явившейся оравой. Она знала, что и Менестрелю очень не хватает Поля. Ей вовсе не улыбалось прослыть в их мнении ужасной особой, которая не пускает Дени в кафе на площади Пигаль, не позволяет выпить там рюмку кюрассо и играть в разные литературные игры у Менестреля. Подумать только, что она вдруг, сразу, без рассуждений, уехала с этим мальчиком, худеньким, бледненьким, таким бледным, что даже под загаром видно, какая у него белая кожа. Минутами она сама спрашивала себя — неужели все это правда? Она случайно встретилась с Полем, в январский день, она тогда так устала, была совсем без сил, потому что с утра бродила по набережным в районе улицы Бонапарта. Она глядела на Сену, снова глядела на воды Сены… и думала о той незнакомке, о морге… Ей не хотелось возвращаться к Люсьену, разыгрывать из себя кающуюся грешницу… Тот, другой… Ах, к чему мучить себя вечными мыслями о том, другом… Сначала было только неприятное чувство: досадная, ненужная встреча. В течение той недели, что она жила у Амберьо, она достаточно наслушалась наставлений, которые ей читал старик Блез… А тут была Сена. И живой человек, с которым можно было перекинуться словом. Она говорила и с удивлением вслушивалась в свои слова, сама не узнавала себя… Поль Дени взял ее руки в свои… Нет, нет, не надо даже думать о самоубийстве… Не сходите с ума. Разве она говорила ему о самоубийстве? Она уже не помнит. Во всяком случае, все началось именно с той минуты, началось так…

Поль стоял перед ней — красивый, чисто выбритый, сияющий самодовольством.

— Посмотри, как я хорошо побрился! — закричал он, бросаясь к ней.

— Ну, Поль…

— О лапка, ведь мы расстаемся на такой долгий срок! На бесконечно долгий! До самого вечера, подумай только! В первый раз расстаемся… Это прямо ужасно!

— Да нет же, ты сам увидишь… время пройдет незаметно… приедет семинарист, Менестрель, пойдут рассказы о Кокто… и вечер наступит скорее, чем ты думаешь!

Он отрицательно покачал головой. Поглядел на нее ярко блестевшими глазами. Вид у него был отнюдь не грустный. Он протянул к ней руки.

— Нет, — ответила она, — нельзя же все время целоваться.

Поль нахмурился. Но набежавшее облачко тут же прошло.

— Послушай, Нисетта, раз уж нам приходится разлучаться, давай выйдем вместе, хочешь, погуляем, зайдем к Мэрфи…

Береника невольно улыбнулась. Дом Мэрфи ему требовался как конечная цель прогулки. Почему бы в конце концов действительно не заглянуть к Мэрфи? Когда они с Береникой приехали сюда, Мэрфи так расписывал свое уединение, как будто они удрали по крайней мере в Харрар. Впрочем, оба Мэрфи довольно приятные люди, особенно он со своей не по росту крупной головой и видом профессионального игрока в бейсбол.

— Подожди меня внизу… Я только зайду к себе в комнату…

Чтобы попасть в комнату Береники, надо было спуститься на одну ступеньку и пройти темным коридором. И на окнах и на дверях висели занавесочки, белые в красную клетку, и мебель как в нормандских домах. Чемоданы кабаньей кожи напоминали, что все это лишь временная декорация. Береника надушила носовой платок. Поглядела на себя в зеркало. Обязательно надо попудриться. Поль своими поцелуями все время стирает с ее лица пудру.