Связь между Чанышевым и Дутовым работала бесперебойно, будто хорошо смазанный механизм: курьеры регулярно ходили в Суйдун, возвращались обратно.
Темной ночью, в начале октября, Чанышев ждал связиста в предгорьях, у двух дряхлых каменных зубов, распадающихся прямо на глазах. Связник опаздывал, и Чанышев нервничал – не случилось ли чего? Время ведь такое, что люди исчезают сотнями, и никому даже в голову не приходит искать. Хоть войне и пришел «кердык», как насмешливо выражался Давыдов, а она продолжается – невидимая, неслышимая, но очень злая, и крови на ней льется не меньше, чем на войне масштабной.
Наконец вдали послышался мягкий топот, сдобренный тряпичными куклами, специально намотанными на копыта. Чанышев прислушался – показалось, что топот был сдвоенным. Может, за связником скачет еще кто-то, выслеживает его?… Чанышев расстегнул деревянную кобуру, откинул верхнюю захлопывающуюся крышку, ощупал пальцами рукоять маузера… Вновь прислушался к темноте. Точно, топот копыт был двойным – вместо одного связника приближались двое. Чанышев всунул руку в карман куртки, проверил, есть ли патроны? Обычно он обязательно кидал десятка два россыпью на дно кармана – на всякий случай. Если стрельба оказывалась затяжной, то «рыжики» всегда бывали кстати – так патроны к револьверу звал «рыжиками», либо «грибочками» тот же Давыдов. Остроумный человек.
Метрах в ста от Чанышева всадники остановились. Тот, который скакал впереди, зажег спичку, трижды прикрыл ее ладонью и потушил. Это был условный знак, который мог подать только связной. Чанышев облегченно вздохнул и застегнул кобуру.
Всадники подъехали к каменным зубцам, спешились. С недалеких вершин потянуло холодом. Чанышев поежился, подержал руки некоторое время в карманах куртки, согревая, и, выйдя из-за громоздкого камня, проговорил негромко:
– С благополучным прибытием!
Связной первым подошел к нему, протянул руку:
– От Александра Ильича Дутова – личный посланец, – сказал он, кивнув в сторону человека позади. – Велено устроить на работу, помочь во всем и так далее…
– Устроим, – бодро произнес Чанышев, – поможем… Доволен будет.
– У меня к вам письмо, – тихим, едва различимым голосом сообщил посланец, добавил, наклонившись к Чанышеву: – от Александра Ильича лично.
– Генерал любит лично писать письма, я знаю… Имеет литературный дар, – Чанышев рывком протянул руку: – Давайте сюда письмо!
Фамилия у дутовского посланца была простая, очень русская – Еремеев. И звали его просто – Еремеем.