Оренбургский владыка

Давыдов предложил Чанышеву использовать Еремея в качестве курьера:

– Нечего ему в коноводах отираться, пусть съездит в Суйдун. Мы его, кстати, проверили…

– Ну и что?

– Ни в чем серьезном не замешан. Иначе ты сам понимаешь… Ему бы давно был кердык. Ты бы сам привел приговор в исполнение. Если бы у тебя дрогнула рука – я бы привел… У меня рука не дрожит.

– Это верно. Но все-таки он не наш человек. Он – человек атамана.

– Тем лучше. Значит, ему веры там больше будет.

– На той стороне, не на этой… – пробормотал Чанышев.

– Ты, Касымхан, гибче будь, гибче… Революция любит гибких людей. Посмотри на Троцкого. Вертится, как угорь на горячей сковородке.

– Ладно, давай используем этого махрового дутовца в качестве курьера, – согласился Чанышев.

– Глядишь, на нашу сторону перетянем…

– Вряд ли.

– Тогда уничтожим. Одновременно с твоим коноводом надо послать своего курьера. Пусть все проверит и доставит нам точные данные.

Еремеев привез от Дутова письмо со следующим текстом:

«Вы спрашиваете новости. Сообщаю: генерал Врангель соединился с крестьянами Махно. Фронт его усиливается ежедневно. Франция, Италия и Америка официально признали генерала Врангеля главой всероссийского правительства, послали помощь: деньги, товары, оружие и 2 пехотных французских дивизии. Англия пока подготавливает общественное мнение против большевиков и на днях ожидается ее выступление. Дон и Кубань соединились с Врангелем. Бухара совместно с Афганистаном выступит на днях против соввласти. Думаю, что шаг за шагом коммуна погибнет, комиссарам грозят все последствия народного гнева. Советую семью Вашу перевезти в Кульджу под видом свидания с родственниками или закупки товаров. Пока все. Поклон Вам и другим, кто против народа не работал. А.Д.»

Прочитав это послание, Давыдов усмехнулся, поскреб щетину на щеках.

– Все-таки атаман больше похож на сочинителя сказок, витающего в «воздусях», чем на боевого генерала, – сказал он. – Я тут провел кое-какую разведку… – Давыдов снова поскреб пальцами жесткую, как проволока, щетину, поморщился с досадой: если заявится какой-нибудь «регистрационный» проверяющий, обязательно намылит шею за неопрятный вид. – И вот что выяснил. Прежде всего китайцы проводят у себя в Кульджинском округе частичную мобилизацию, призывают по восемьсот человек с каждой волости… Как ты думаешь, товарищ Чанышев, что это значит?

– Точно сказать не могу, хотя догадываюсь: Дутов стал опасен китайцам.

– Почти угадал. Но они не боятся Дутова. Дело в другом – китайцы хотят перекрыть атаману отход к ним в Китай, если тот ввяжется с нами в боевые действия и проиграет. А он, судя по всему, обязательно ввяжется – по письму хорошо видно, как он петушится и усиленно готовится к нападению. Китайцы покумекали и решили, что ссорится с нами им совсем не резон. Замечу, Касымхан, мобилизации не подлежат дунгане и тарачинцы [70] . А что это значит? Это значит, что среди дунган и тарачинцев могут быть люди, близкие к Дутову.

– В общем, обстановка накаляется…

– Совершенно верно. Четыре дня назад китайские представители выезжали на границу, обследовали, насколько она надежна. Это тоже показательная штука. И еще. По моим сведениям, атаман ищет подходы к опиуму, хранящемуся у нас на складах и Джаркенте…

– Такие сведения привез и Еремеев.

– Верно. Это свидетельствует о том, что никаких особых денег атаман не имеет и помощи ни от кого, кроме как от генерала Багича, не ждет. А деньги и помощь ему ой как нужны.

Чанышев согласно качнул головой.

– В общем, понятно одно: надо ускорять ликвидацию атамана. Не будет Дутова – не будет и этой головной боли. – Касымхан побарабанил пальцами по столу.

– Молодец, товарищ Чанышев! – громко воскликнул начальник регистрационного пункта. – За что я тебя люблю, знаешь? За сообразительность.

Чанышев потрогал усы и ничего не сказал Давыдову. Конечно, ускорить ликвидацию атамана нужно, но и торопиться тоже нельзя, – операция может сорваться. Тогда ни Чанышеву, ни Давыдову голов не сносить.

На улице стоял ноябрь. Холодный ноябрь двадцатого года.

Через несколько дней в кабинет Чанышева в Джаркенте постучался красноармеец в обмотках, с самодельными костылями, – судя по всему, он только что выписался из госпиталя. Войдя в кабинет, красноармеец оглянулся подозрительно, словно бы проверял, есть у здешних стен уши или нет, и сказал:

– Я от Александра Ильича.

Чанышев оценивающе оглядел красноармейца:

– Письмо есть?

– Есть.

– Давай сюда, – протянул руку Чанышев.

Красноармеец полез за пазуху… Письмо действительно было от атамана, написано его рукой, – Дутов просил пристроить своего агента по фамилии Нехорошко куда-нибудь в советское учреждение на неприметную должность. На следующий день в милиции появился новый писарь. По фамилии Нехорошко. У Чанышева теперь работали уже два агента атамана – Еремеев и Нехорошко.