Орест и сын

Линии перспективы вздрогнули, переламываясь пополам, и мальчишеская фигурка, стремительно уменьшаясь, побежала назад к 1-й линии. Рыжие «икарусы», шевеля колесами, возвращались в наезженные колеи.

— У отца попросит. Я сказала — старинная.

— Старинная так старинная, — Инна кивнула, с легкостью отпуская грех.

У дверей в Иннину квартиру Ксения обернулась, как будто проверяя, не идет ли кто следом, но Инна схватила ее за руку и потянула за собой.

— Давай, пока родители не вернулись, — она поставила Ксению перед книжными полками, — выбирай.

Книги стояли ровными рядами плечом к плечу, как солдаты. Каждое собрание сочинений имело свою парадную форму и особые знаки различия на корешках. Только смерть могла вырвать солдата из рядов, но добровольцев среди них не было.

— Лучше — ты, — они перекладывали друг на друга тяжесть решения, как плохие генералы перед битвой. Ксении пришла спасительная мысль: — Они не старинные, — и сейчас же из-за плеча Льва Толстого высунулся старенький корешок. Он был низкорослым и потрепанным, ни дать ни взять пожилой солдатик в полевой форме. Инна протянула руку, будто подняла жезл. Ряды не дрогнули.

— Помоги.

Обеими руками Ксения раздвинула переплеты. Инна выдернула книгу, и ряды молодцевато сомкнулись.

Вместо обложки желтел пустой лист с криво оборванными, как будто опаленными краями. В глаза бросились старинные «яти».

— Не знаю… А вдруг твои родители хватятся?

— Не хватятся. Спрячь к себе, — приказала коротко.

Ксения сунула книгу в портфель.

Они спустились вниз по 4-й линии и свернули в боковой проезд. Переулок косил влево и тянул за собой высокие дома, оставляя сбоку обшарпанные приземистые строения. В темной сводчатой парадной они стояли, озираясь: стена, покрытая искрошенными плитками, лестница такой высоты, что закружилась голова. Вверх прямо из-под ног уходили широкие каменные ступени. Настенная штукатурка была изрезана рисунками и надписями, начинавшимися от самого пола. Кое-где пласты выкрошились до камня.

Дойдя до высокой двери, они встали по обе стороны, и Инна приказала глазами: «Жми».

— Кто там? — на звонок отозвались, и из-под двери мяукнуло.

— Это я, — Ксения не узнала своего голоса.

— Кто — я? — допытывался невидимый страж дверей. — Назовите имя.

— Кса-на, — она произнесла по слогам в зазор между сомкнутыми створками и перевела дыхание. — Мы книгу принесли.

Дверь приоткрылась. В щель просунулась кошачья головка, сидящая на гладком туловище.

— Заходите, — пригласил Чибис, и тощее туловище скрылось.

В квартире, куда они вошли, волшебно пахло ананасами.

— У отца договор в институте — эссенции для карамели, — объяснил Чибис, — с кондитерской фабрикой. Он реактивы приносит…

— Покажи, — Ксения стягивала сапог, наступив носком на пятку.

— Сюда идите, в лабораторию.

— У вас что — лаборатория дома? — Инна сняла пальто и пристроила на вешалку.

— Ага, в бывшей кладовке, — Чибис распахнул дверь. — Бутиловый эфир масляной кислоты, — объяснил, указывая на толстую пробирку, закрепленную над погашенной спиртовкой. — Напоминает запах ананаса.

Ксения вспомнила страницу, изъеденную червоточинами формул: учебник химии говорил то же самое, но она все-таки удивилась, как будто уличила заведомого лжеца в неожиданной правде:

— А еще вкусное можешь?

Чибис взмахнул хохолком и чиркнул спичкой. Из пробирки вырвался теплый, пьянящий аромат.

— Фу, фу, фу! — раздался густой голос, словно его выпустили из пробирки вместе с запахом. — Пахнет вином и женщинами, и пахнет хорошо!

— Отец пришел, — Чибис объяснил смущенно. — Пошли, познакомлю.

— Каким счастливым ветром, о, девы? — отец Чибиса оказался неожиданно молодым.

— Книгу продают, — Чибис вспомнил об истинной цели визита.

— Вы, собственно, издатели или книгоноши? — его отец переждал молчание. — Означает ли сие, что вы писательницы? — и, не дожидаясь ответа, вдруг пропел: — Милый будет покупать, а я буду воровать!..

— Это неправда! — Инна вспыхнула. — Никого я не обманула и не обворовала!

— Прелестно, прелестно… И сколько же вы просите за вашу собственную книгу?

— Десять рублей, — на этот раз она ответила твердо.

— Будь я менялой, я был бы рад: в моем сундучке, — он обвел рукой стены, увешанные старинными портретами, — рубли имеются.

— Мы пойдем, — сказала Ксения.

— Ну уж нет… Позвольте мне на правах, так сказать, платежеспособного покупателя поинтересоваться, для каких таких целей вам, двум скромным девам, понадобилась этакая отчаянная сумма? Ленты, кружева, ботинки? — отец Чибиса улыбался.

— Оперу купить, — Инна поглядела на собеседника внезапно сузившимися глазами.

Его глаза округлились ровно настолько, насколько ее стали уже, словно между ними, как в сообщающихся сосудах, существовала какая-то связь:

— Воистину нет предела чудесам! Опера — жанр почтенный, но, увы, не настолько, чтобы юные девы тратили на него вырученные десятки… И что за опера? — он спросил деловито.

— Опера как опера, — Инна помедлила. — Про Иисуса Христа.

— Так, — сказал отец Чибиса. — И кто же автор?

— Американцы какие-то, — она дернула плечом. — Имен не помню.

Он молчал, как будто медлил с решением: