Выглядели они поразительно. Европейская одежда заменена одеяниями, названия которым не подберешь, а описать невозможно. Они сверкали и переливались, они мерцали и звенели. Они были, и их как будто бы не было. То есть появившиеся были голые? Нет, не так. В руках держали… предметы? Вещи? Конструкции? Одно, несколько? Все, включая сопровождающих и обоих пилотов с бортмехаником, замерли, образовав две шеренги, как бы двойной строй почетного караула. И когда из палатки следом за стариком в чудной одежде вышел еще один, незнакомый, огромный, чернокожий, которого здесь не было и быть не могло, «глухонемой» старик запел. Пять повторяющихся чистых протяжных нот, не содержащая слов мелодия.
Это было последнее, что слышал гид.
Костер догорал, темнота размыла контуры предметов, придвинулась к нашим спинам. На фоне чуть более светлого белесого тумана Дом плыл одним огромным неясным пятном. Я надеялся, что Ежке там покойно и она наконец уснула. Свет во всех пяти окнах Дома погас каких-то полчаса — минут сорок назад. Спрашивая, отвечая и слушая, я нет-нет да поглядывал в ту сторону.
Мы с Перевозчиком развели свой костер чуть поодаль от Дома и шести новоотстроенных коттеджей, меж которых валялись еще груды строительного мусора, земля была располосована колеями и изрыта. Желтые, свежие столбы линии электропередачи выделялись своим упорядоченным строем, светлыми штрихами в темноте. Во всем остальном лес остался таким же, каким был.
Новая линия и наезженные колеи- вот что я отметил сразу, лишь мы свернули от той деревни (девять километров до Дома, магазин, аисты на водонапорной башне), где с большака отходила моя непроездная грунтовка. Джип Хватов вел сам. Мы пересели с автобуса возле населенного пункта, который в самом деле имел название Черная Грязь. Машина ждала и тут. «Штирлиц, — сказал я на Хватова. — Куда уж тебе за руль, меня, что ли, пусти!» — «Блин! Уймись, сатирик». Он не дождался моего изумления при виде новых домов, его это откровенно раздосадовало. «Стройподряд-Экстус» — не хвост собачий, — сообщил Хватов. — Ты за месяц построй, уложись. Электричество, подстанцию поставь, инвентарь завези, телефон протяни. Со всеми договорись, всюду заплати, всюду сунь сверху. Шеф сказал — тезка Мишка сделал. Западный уровень, сдача под ключ. Девиз «Экстус-строя»: клиент должен быть в экстазе!» — «Ну, ты на все руки мастер», — сказал я. Но таким образом мне стало ясно, когда Перевозчик уже знал то, к чему я пришел лишь сутки назад. Знал и делал.
Дом они не тронули, Дом ждал меня Рядом желтел столб с болтающимся проводом. Прежде чем засунуть руку под крыльцо, на сухое место за ключами, я украдкой погладил щелястое могучее бревно. «Ты жил здесь эти годы?» — спросила Ежка, войдя. Паутина, мутные стекла, копоть на потолке, пыль, мусор. Я почувствовал, как краснею. «Ничего, я тут теперь живо все в порядок приведу», — сказал я.
Наибольшим потрясением, конечно, было то, что все они, вся уцелевшая компания Крольчатника, уже пребывали здесь. Это выяснилось через полчаса. Известие принес тот же Хватов, заявившийся с парой работяг подключать к Дому электричество и делать внутреннюю проводку. «Без хозяев не положено», — съерничал он. По-моему, он все время понемножку добирал. В подслеповатое оконце Дома я увидел прогуливающегося с независимым видом Сему. «Конечно, все, — подтвердил Хватов, наконец-то с удовольствием наблюдая за мной. — Третьего дня и привезли. Понимать надо, сати… Игорь. Это же ше-еф!» — «Ладно, — сказал я, — ладно».
Я повидался с Семой, с Юношей Володей, у которого на переносице отчетливо выделялось припухшее красное пятно, с Наташей Нашей. Ларис Иванна по понятной причине не выходила, а Ксюха пребывала в лесу, куда ушла ни свет ни заря. «Она и вчера сразу — шмыг! Только огляделись, — наябедничал Сема, которому явно от Хватова перепало, — увидела — п-периметра н-нет… А вообще мне на этом н-новом месте даже б-болъше правится. Со снабжением, п-правда, ожидаются с-сложности, но господин Х-хватов вполне обнадежил. Ты, ст-тари-чок, Барабанова навести. Приболел маэстро от всех волнений. П-погоди, расскажем, как нас из К-крольчатника увозили, да что потом было…»
Кузьмич не показался мне так уж плох. Я немного поговорил с ним. Я настолько готов был к продолжению чудес, что отсутствие Кузьмичевой обстановки меня озадачило больше, чем окажись его книга, картины, амулеты, безделушки и засушенная игуана вместе с ним тут. «Время собирать и время разбрасывать», — сказал он в ответ на мое сочувствие. Он не выглядел огорченным, а хвори, настоящие или выдуманные, то обычная его желчь. Выходя от Кузьмича, я вдруг почувствовал, что несмотря ни на что мне делается лучше и спокойнее.
Я обошел все коттеджи, занявшие поляну, что меж Домом и краем березового леса. Не подходил только к самому дальнему, незаселенному, седьмому. Кажется, в условной нумерации на «Объекте-36» у Правдивого тоже был седьмой номер.