Орфеи реки Невы

Оперы и концерты XVIII столетия замысловаты. За внешним шумом бесчисленных аккордов и гармонических созвучий иногда едва заметна мелодия музыканта-автора, то, чем на самом деле была жива его душа в момент создания произведения. Витиеватость, подобная хаотическому нагромождению орнаментов барокко или рококо, сковывала пластику звука, мешала пробиться на свет хрупкому ростку подлинного переживания. Внешне эта музыка потрясала количеством сложных декоративных украшений, удивляла мастерством и невозможным для человеческого уха сочетанием тембров, голосов и тем. Но было иногда за этой количественностью и что-то безвозвратно утерянное — то, что должно Лежать не в области музыкальной формы, а скорее в ее сути. Красота мелодии, выписанной с предельной виртуозностью, безраздельно процветала в этой музыке, внешняя нарядность этой красоты привлекала к себе массы людей.

Венская классическая гармония стала как бы новым международным языком в музыке, заданной системой, с помощью которой можно было воздействовать на чувства и вкусы любого европейского жителя, будь он француз или русский. Эта музыка взметнулась над европейской культурой грозным соколом, вобравшим в свое оперение все лучшие приспособления для блестящего взлета, но озирающим жизнь с той высоты, с которой не всегда можно отличить едва заметные очертания вещей.

Но был и «недостаток» в этом музыкальном механизме, способном стать поистине разрушающим для традиционных национальных музыкальных систем, — считалось, что для того, чтобы «слышать» эту музыку, нужно было быть к ней серьезно подготовленным. Будто она не воздействовала, не проникала в сердце непосредственно, сразу, как это делает, например, нехитрый напев какого-нибудь пастушка. Ее смысл и форму нужно было осваивать, к ней нужно было «приобщаться», а для этого требовалось немалое время, силы и в известной степени — способности.

Отныне музыкант — это была не просто и не только профессия, то была жизнь, отданная на служение музе Эвтерпе, во власть гигантского клана, приверженцы которого именовали себя подлинными знатоками и ценителями чрезвычайно усложненного искусства. Но даже затраченные силы и время, даже способности не могли бы обеспечить успех, а тем более славу, ежели сочинитель не был признан в специально названных для этого местах, в городах, кругах, обществах. Иметь учителя с именем, получить диплом и звание от какой-либо из итальянских академий или консерваторий считалось необходимым для музыканта…

Музыка, знание и понимание ее стали необходимостью и для всякого образованного человека. Сама Екатерина II — «просвещенная императрица», — не имевшая слуха, но отдававшая дань времени, писала оперные либретто, заставляла себя высиживать спектакли до конца и громко аплодировала автору в тот момент, когда ей подавал знак специальный слуга.

Ни один праздник, ни одно торжество в свете не проходило без музыкального концерта или новой оперы. В летние месяцы дворцы Павловска и Гатчины, Петергофа и Царского Села наполнялись музыкой. Каждый предмет здесь, как, например, красного дерева клавесин в Павловске, каждая парковая статуя, как статуя Эвтерпы — покровительницы музыки, каждая комната хранят память о музыкальных виртуозах, как, впрочем, хранят эту память и концертные залы Петербурга, особняки на Невском проспекте, загородные усадьбы. Здесь пробегал пальцами по струнам своего волшебного инструмента родоначальник русской скрипичной школы Иван Хандошкин; умилял слушателей своей мелодикой Василий Пашкевич — автор знаменитой оперы «Санкт-петербургский гостиный двор»; из сезона в сезон доставлял радость любителям музыки Евстигней Фомин; здесь исполнялись крупные произведения, а также романсы, песни и гимны М. Попова, О. Козловского, М. Соколовского. Особую популярность в музыкальных салонах имели произведения одаренного счастливой судьбой композитора Дмитрия Степановича Бортнянского. Это его восторженные соотечественники называли «Орфеем реки Невы».

Музыка и литература сосуществовали нерасторжимо. Мы давно привыкли к тому, что на современных афишах музыкальных театров перед выписанным крупным шрифтом названием оперы указывается имя композитора. Если же мы попытаемся найти имя автора литературного текста или либретто, то это займет у нас гораздо больше времени, так как оно вынесено обычно вниз и набрано гораздо более мелким шрифтом.

В афише середины XVIII века все было наоборот. Крупным шрифтом указывался автор либретто, а в самом низу, и то не всегда — фамилия сочинителя музыки. Автором оперы в XVIII столетии считался либреттист. Не текст писался для музыки, а музыка для текста. На одно либретто композиторы сочиняли множество разных опер.

Первой написанной и исполненной на русском языке оперой, как мы знаем, является «Цефал и Прокрис», принадлежащая перу А. П. Сумарокова и поставленная в 1755 году. Он же первым стал добавлять к текстам своих сочинений музыкальное сопровождение, печатать стихи «с приложенными нотами».