Орфические песни

Дино Кампана Орфические песни

Вступительная статья

Промчавшись, как комета, Дино Кампана не имел, может быть, «огромного влияния», но след за собой оставил неизгладимый. В нем не было ничего от посредственности. Даже его ошибки — лучше называть их не ошибками, а неизбежными ушибами от камней, что подстерегали его на каждом шагу. Ушибами слепого, скажем так. Ясновидящие, как Кампана, на этой земле — существа самые ранимые, самые слепые…

Э. Монтале

Италия XX века, где поэты жили гораздо дольше, чем в России того же времени, а на их признание со стороны литературной критики и общества куда меньше влияли политические перемены, на русский взгляд, насчитывает неожиданно много благополучных и даже, как сейчас выражаются, «успешных» поэтических биографий. На их фоне судьба Дино Кампаны выглядит отчаянно, фатально несчастливой, как будто перенесенной сюда с другого края Европы. Нетипичной для итальянца была и внешность поэта: светло-русая, всегда всклокоченная шевелюра, отдающая в рыжину борода, как сказали бы у нас, «веником», широкие выдающиеся скулы, румяные щеки. У Дино были «небесно-голубые глаза ребенка» (эту фразу можно прочесть во всех воспоминаниях о нем), открытые и добродушные, в которых по временам загорались жутковатые огоньки — знак приближающегося приступа агрессии. Многие сравнивали Дино с лесным сатиром или вакхантом. Но не реже того в воспоминаниях самых разных людей звучат и другие сравнения: «он был похож на русского священника», «на беглого монаха», на «одного из типов, какими полны рассказы Горького». Поэта, который называл себя «последним германцем Италии», часто принимали за русского, а его истории о странствиях по России с компанией босяков или о романе с «русской нигилисткой» — по всей вероятности, вымышленные — стали непременной частью «мифа Кампаны».

Жизнь Дино, открытая внешнему взгляду, представляла собой цепь провалов и безумств: неуспеваемость в лицее, изгнание из университета, ссоры с семьей, пьянство, драки, пешие скитания, ночлеги на голой земле, корабельные трюмы, полицейские участки, тюремные камеры, палаты психиатрических больниц. Плодом его творческой активности, продлившейся не более восьми лет, была маленькая книжка под названием «Орфические песни» и еще несколько десятков стихотворений разного уровня.

…Но в клинике, незадолго до смерти, Дино спокойно и твердо сказал кому-то: «Я дал итальянской поэзии мелодичность и чувство цвета, каких у нее прежде не было».

Справедливы или нет притязания Кампаны, но в Италии было и есть немало людей, ставящих этого безумца на одно из первых мест в национальной поэзии Новеченто. Среди них те, кто сами могут быть названы в ряду лучших ее представителей: Эудженио Монтале, Джузеппе Унгаретти, Марио Луци, Альфонсо Гатто, Камилло Сбарбаро и другие. В 1942 году, когда кости Кампаны переносили с больничного кладбища, устроив для них отдельную могилу в романской церкви XI века, Монтале, Луци и Гатто несли гроб на плечах, что было понято всеми как жест символический.

Нашим герметикам[1] все хотелось найти себе предтечу, да непременно чтобы был свой, а не француз или англичанин. Италия, которая имела поэтов великих, но не имела «проклятого поэта», может быть довольна, что теперь есть под рукой здешний уроженец — слепок с Гёльдерлина по одержимости манией преследования, с Рембо — по исступленному бродяжничеству. Но когда схлынет волна моды, в истории поэзии для Кампаны останется уголок куда более скромный, чем то место, которое хотели бы ему присвоить эти герои сегодняшних афиш.

Дж. Папини Passato remoto,

1948