Бежавший из плена Д. Л. Атанесян отмечал, что: «…немецкая пропаганда внушала всем военнопленным, что мы являемся с точки зрения советского правительства, изменниками… Больше того, нас уверяли, что и наши семьи подвергаются репрессиям, как семьи изменников… Сколько лиц пошло на службу к немцам, рассуждая, что если они, попав в плен, оказались против воли изменниками, то логическим следствием этого является служба у немцев, которые к тому же за эту службу будут кормить». Д. Л. Атанесян утверждал, что «немецкая пропаганда захватывает сотни тысяч человек. Я являюсь, – говорил он, – живым свидетелем этих «добровольцев» из военнопленных в сотни и отряды в Рославском лагере в декабре 1941 г., в Кричевском лагере летом 1942 г. и в Бобруйском лагере в феврале 1943 г. С полной ответственностью заявляю, что не менее 95 % этих добровольцев записались в эти сотни и отряды накануне своей неизбежной голодной смерти. Я думаю, что многие из них, прежде чем пойти на этот шаг, провели не одну бессонную ночь. Я не знаю, много ли нашлось бы людей, даже самых честных, высоконравственных и морально стойких, которые предпочли бы смерть этому шагу. Немцы хорошо знали, что они делали! Тот, кто видел этих погибающих от голода людей, не осмелится бросить в них камень»[241]
.Оккупантами предпринимались меры по доведению до военнопленных информации о хорошем отношении к тем, кто перейдет к ним службу. Германское командование издавало различные инструкции о важности пропагандистской работы, призывая к улучшению условий жизни в лагерях тех военнопленных, которые переходят на службу к немцам или готовы к этому. При этом отмечалось, что «за обращением немцев с советскими военнопленными внимательно наблюдают по то сторону линии фронта. Любое неблагоприятное известие усиливает сопротивление противника. Любое известие о хорошем обращении с военнопленными у нас увеличивает число перебежчиков…»[242]
.В отчете командования тылового района группы армий «Центр» об охране зоны тыла указывалось, что «среди красноармейцев разбитых частей и партизан находятся многие, которые готовы были бы перебежать, но боятся, что будут немедленно расстреляны нами. Так как мы очень заинтересованы, чтобы как можно больше лиц добровольно сдалось нам, то расстрелы предпринимать только в том случае, если на то есть основательная причина. С перебежчиками обращаться с предпочтением, хорошо кормить. Об этом вскоре пойдет слух, и мы сбережем немецкую кровь»[243]
.В пропагандистских целях создавались т. н. «показательные лагеря». Например, в Борисове, часть военнопленных содержалась в лучших условиях, чем все остальные, они выступали по радио «восхваляя хорошую жизнь в плену», их фотографии размещались в листовках и газетах[244]
.Тем, кто соглашался на сотрудничество, давали дополнительное питание, одежду, переводили в теплые помещения, освобождали от работ. Кроме того, многие красноармейцы соглашались на сотрудничество для того, чтобы затем вернуться в действующую армию. Очень часто вербовка на службу в органы немецкой разведки была единственным способом выжить[245]
.Немецкая пропаганда в сочетании с невыносимыми условиями жизни, способствовала тому, что люди, подавленные и ослабленные как морально, так и физически шли на сотрудничество с оккупантами. Большую роль в этом процессе сыграло также отсутствие или слабая советская пропаганда в лагерях военнопленных. Недостаточная информированность людей об успехах Красной армии, о партизанских соединениях, действовавших поблизости, а также пропаганда противника о возможных последствиях пребывания в германском плену способствовали переходу части военнопленных на сторону противника[246]
.Пропагандистская работа велась оккупантами и в отношении местного населения. Немецкая администрация выступала с предложениями к мужчинам средних лет вступать в полицию, «иначе они будут рассматривать как партизаны». Некоторые, боясь расправы, шли на сотрудничество[247]
.Германскими властями распространялись антисоветские листовки[248]
, готовились пропагандисты, массово засылаемые на оккупированную территорию БССР, что требовало активизации работы по их выявлению.Так чекистами было установлено, что весной 1943 г. «в целях наиболее широкого охвата населения и влияния на него» при отделе народного образования г. Кричева оккупационными властями было сформировано т. н. «Бюро пропаганды». Его состав формировался из интеллигенции, преимущественно учителей, которые после соответствующего инструктажа направлялись на предприятия, в различные учреждения и населенные пункты для проведения прогерманской и антисоветской пропаганды. При этом бюро и его члены активно использовались германскими разведорганами для сбора разведывательной информации, проведения провокаций, выявления партизан и установления мест дислокации партизанских отрядов, вербовки агентуры из местного населения и т. д.[249]