Органы государственной безопасности и Красная армия: Деятельность органов ВЧК — ОГПУ по обеспечению безопасности РККА (1921–1934)

Н. Крыленко объяснил депутатам, что данное дополнение является насущной необходимостью для борьбы со скрытыми формами контрреволюционной деятельности, которые до известной степени возобладали. Чтобы смягчить возможные возражения присутствующих против достаточно расплывчатых понятий («подрыв и ослабление»), прокурор заверил, что в новой редакции статьи не будет высшей меры наказания — расстрела. Справедливости ради заметим, что семь лет спустя Н. Крыленко признал свою неправоту, однако это не могло повлиять на прекращение уже вошедшего в следственную и судебную практику широкого трактования состава контрреволюционного преступления[998].

И тем не менее, как утверждает историк П. Соломон в своей книге «Советская юстиция при Сталине», статья о вредительстве применялась судами достаточно редко. Но обвинения во вредительстве стали почти обыденным делом (особенно при рассмотрении уголовных дел во внесудебном порядке Коллегией ОГПУ) после января 1928 г., когда Верховный суд СССР разъяснил, что доказательство контрреволюционного умысла впредь не является необходимым, когда речь идет о вредительстве[999].

Таким образом, мы можем констатировать наличие правовой основы в юридических актах высших законодательных и судебных органов СССР периода 1920-1930-х годов для расширительного толкования понятия «вредительство» правоприменительными органами, включая и ОГПУ. Расплывчатость формулировок в диспозициях статей Уголовного кодекса («подрыв и ослабление Советской власти»), отсутствие необходимости доказывать прямой контрреволюционный умысел, а также низкий юридический, да и общеобразовательный уровень оперативного состава, одновременно исполнявшего обязанности следователей, при крайне политизированном отношении к «бывшим людям», оценка их как классово враждебных элементов, привели к созданию многих «липовых» дел по вредительству. Отметим однако, что отдельные фигуранты «вредительских» дел на самом деле совершали уголовно наказуемые деяния, как то: допускали преступную халатность, нарушали правила производства тех или иных работ и т. д., что приводило к ущербу для экономики, негативно сказывалось на обороноспособности страны.

Не заниматься разного рода нарушениями, не ставить специалистов промышленности и ответственных военных перед лицом угрозы наказания за саботаж, за бездумное расходование бюджетных средств, хищения, взяточничество, невыполнение требований технической безопасности означало провалить реформу Красной армии и реализацию первого пятилетнего плана строительства вооруженных сил, а следовательно, создавало угрозу существованию СССР. Допустить этого партийно-государственное и военное руководство не могло. Чекисты отрабатывали свою часть в области контроля за состоянием и реализацией намеченного и принимали зависящие от них меры, включая и репрессивные.

Ничем исключительным из общей практики «чрезвычайщины» действия чекистов не были. Поэтому нельзя согласиться с мнением некоторых исследователей истории нашей страны периода 1920-1930-х годов о том, что органы госбезопасности своими мероприятиями не укрепляли, а наоборот, снижали оборонные возможности СССР[1000].

Рассмотрение деятельности органов ОГПУ в период проведения военной реформы и реализации первой военной пятилетки показывает, что чекисты, работая на основе принятых партийных решений, помогали командованию преодолеть возникавшие трудности, хотя и не всегда получая одобрение принимаемым мерам, поскольку эти меры затрагивали «человеческий фактор», могли повлиять на служебное положение и личное благополучие конкретных должностных лиц в военном ведомстве и оборонной промышленности.

Немного находилось тех, кто готов был взять на себя тяжкий труд реформ и форсированного развития вооруженных сил, а тем более нести персональную ответственность за состояние дел на том или ином участке.

Мы уже упоминали оценку состояния Красной армии и Флота, данную на пленуме ЦК ВКП(б) в 1924 г. В декабре 1926 г. высшее политическое руководство затребовало обстоятельный доклад о состоянии подготовки СССР к возможной войне. Основной вывод, сделанный в этом документе, начальник Штаба РККА М. Тухачевский повторил на заседании Политбюро ЦК ВКП(б): «Ни Красная армия, ни страна к войне не готовы. Наших скудных материальных боевых мобилизационных ресурсов едва хватит на первый период войны»[1001].