Органы государственной безопасности и Красная армия: Деятельность органов ВЧК — ОГПУ по обеспечению безопасности РККА (1921–1934)

Мы не опровергаем полностью выводы, сделанные почти через сорок лет Военной коллегией Верховного суда СССР, об отсутствии в действиях Ф. Миронова состава преступления. Однако ознакомление со всеми материалами уголовного дела, хранящегося в архиве ФСБ РФ, отнюдь не создает устойчивого представления о фальсификации следствия, нацеленного на уничтожение одного из крупных кавалерийских начальников. Безусловно, имели место серьезные недостатки в проведении расследования и мера наказания должна быть иной, поскольку не наступили общественно опасные последствия. Но зная, как и под каким политическим прессингом проходил процесс реабилитации в конце 50-х — начале 60-х годов, можно предположить, что пересмотр дела Ф. Миронова явился актом не юридическим, а скорее политическим. Не стоит сбрасывать со счетов и тот факт, что непосредственно пересматривавший дело Б. Викторов (в то время — заместитель Главного военного прокурора) сам являлся сыном репрессированного адмирала, а следовательно, нельзя исключить его некоторого субъективизма. Более того, как юрист, Б. Викторов опирался на уже разработанную теорию доказывания и существующие уголовное и уголовно-процессуальное законодательства. Ничего этого не имелось в 1921 г., когда в основе следствия и судопроизводства лежало «революционное правосознание», основанное на тогдашней внешней и внутренней политической обстановке. Как абсолютно справедливо констатировали в своей монографии «Политическая юстиция в СССР» академик, один из крупнейших отечественных юристов В. Кудрявцев и его соавтор А. Трусов, «старое законодательство не имело никакого отношения к функционированию революционных трибуналов и ВЧК»[605]. Добавим лишь, что и к уголовному законодательству 1950-х годов и тем более к современному — не имело.

При оценке поведения Ф. Миронова в 1921 г. нельзя сбрасывать со счетов исторические условия того времени. Мы имеем в виду прежде всего полыхавшие по всей стране восстания, включая «антоновщину» и Кронштадтский мятеж Один из бывших подчиненных командарма, кавалер ордена Красного Знамени, член большевистской партии К. Вакулин в конце 1920 г. поднял со своим батальоном восстание против Советской власти и объявил, что действует по поручению Ф. Миронова. Другой его соратник, начальник 15-й Сибирской кавалерийской дивизии А. Голиков, также кавалер первого советского ордена, был смещен с должности по подозрению в поддержке сомнительных намерений своего бывшего командира[606].

В калмыцких степях в 1921 г. появилось «маслаковское движение», названное по имени его главаря Г. Маслакова, бывшего командира бригады конной армии С. Буденного, отважно сражавшегося в Гражданскую войну[607].

Он расправлялся с «саботажниками дела строительства народоправия», коими он считал коммунистов и комиссаров. Повстанческая деятельность Г. Маслакова проходила под лозунгом «Советы без коммунистов».

В период следствия над Ф. Мироновым части Красной армии вели бои на юге России с Донской повстанческой армией. Следует отметить, что ее командармом под псевдонимом «Орленок» являлся З. Абрамов, бывший слушатель Красной академии Генерального штаба, а до поступления в нее — командир бригады в 1-й Конной армии.

После окончания Академии он получил назначение на должность начальника штаба 14-й кавалерийской дивизии. По прибытии на Дон он установил контакт с Г. Маслаковым и приступил к формированию антибольшевистской армии. Он тоже использовал лозунг «Советы без коммунистов» и, вербуя будущих повстанцев, объяснял им, что именно коммунисты завели страну в тупик, задавили трудовое крестьянство[608].

К деятельности З. Абрамова и его Донской повстанческой армии мы еще вернемся и сделаем некоторые обобщения.

Так же, как в случаях с К. Вакулиным и Г. Маслаковым, «под знамена» З. Абрамова встали несколько подразделений возглавляемых им частей Красной армии. Отсюда ясно, что сотрудники особых отделов и других органов ВЧК не смогли своевременно получить необходимую информацию и предотвратить политическое предательство со стороны указанных выше командиров.

Справедливости ради отметим, что организовать осведомительную работу в кавалерийских частях было делом очень непростым. Сошлемся на два достаточно авторитетных свидетельства. Первое из них принадлежит начальнику Особого отдела 1-й Конной армии А. Пищулину. В конце 1920 г. он писал в своем отчете, что командующий С. Буденный и особенно член РВС К. Ворошилов не воспринимали деятельность Особого отдела. «Не терпящий чрезвычайных органов борьбы, — продолжал начальник особотдела, — т. Ворошилов органически не может допустить того, чтобы особый отдел Армии окреп и стал на ноги. Каждый начальник бывает 2–3 месяца, после чего под каким-нибудь предлогом его убирают»[609].

А. Пищулин сделал вывод: полупартизаны-полубандиты среди конармейцев будут процветать при отрицательном отношении командования к Особому отделу и при отсутствии должной совместной борьбы с негативными проявлениями в войсках.